НАЧАЛО СМ ЧАСТИ 1-12
Родители Вити Гриценко.
Встретил я их в коридоре госпиталя. Их вызвали телеграммой. Близких тех, кого уже невозможно было спасти. Вызвали отца и маму Виктора, который умирал. Подошёл к ним с чувством вины. Как утешить их? Какими словами? Они вправе судить меня – я ведь был его непосредственный командир. Я не знал, что сказать, и встретил, воистину, людей с великой и благородной душой. Они, отец и мать, теряли самое для себя дорогое – сына, их самих надо было утешать, а они мне говорят: «Мы всё понимаем. Постарайтесь сами выжить, не сделайте несчастными своих родителей». До самой смерти буду помнить глаза этих людей, убитых горем. Очень скромные, добрые люди становились самыми несчастными – они теряли молодого, сильного сына, свою опору и надежду.
Видеть страдание своих сослуживцев – испытание не из лёгких. Это был один из самых тяжёлых периодов в моей жизни. Потом были не менее «лёгкие», когда чиновники из Министерства Обороны начали издеваться над нами, инвалидами этой аварии. Моральная боль, причинённая равнодушным садистом, ни сколько не легче физической. Большие начальники в генеральских, адмиральских погонах навещали нас в госпитале и говорили: «Постарайтесь выжить. За дальнейшую судьбу не беспокойтесь. Родина по достоинству оценит Вашу службу!» Да, Родина – понятие очень широкое, и упрекать её в чём-либо – просто грех, а вот людей в лампасах и с большими звёздами на погонах, пожалуй, стоит.
Спустя десятки лет, я очень хочу надеяться, что героизм и мужество, проявленное моим сослуживцем Виктором Гриценко, старшиной 2-й статьи и спецтрюмным, будут по достоинству оценены властями Украины, его односельчанами, где он родился, откуда пошёл служить и где сегодня находится его могила.»
А вот что рассказал автору книги родной брат Виктора Гриценко, которого я нашёл спустя десятилетия, Иван.
«Виктора провожали в армию всем селом. Когда он проходил мимо того или иного двора, ему односельчане махали рукой, желали успешной службы. И было такое чувство, что они с ним прощались и больше никогда не увидят.
Проводы Виктора Гриценко в Советскую Армию. 1965 г.
Со службы часто писал родителям письма. Писал, что у него всё хорошо и ему очень нравится служить. Нравятся ребята, с которыми он встретился там. Постоянно в своих письмах спрашивал о здоровье отца, матери и своих дедушек и бабушек. Передавал большой привет соседям и особенно своей девушке, которую звали Валентиной. Они были одноклассниками. Мы передавали эти его добрые пожелания, хотя знали, что Виктор ей писал больше, чем родителям.
Помню, как брат пришёл в отпуск, это было зимой 1967 года. Родители и вся наша семья была очень удивлена его неожиданным приездом. Приехал он на два месяца. А когда пришло время уезжать, мама очень его просила задержаться, хотя бы на недельку. Но Виктор ответил, что ему обязательно надо быть в части. Ибо он подведёт свою команду, своих товарищей. Мы так и не узнали от него, кем он был на лодке, как назывался сам подводный корабль. Спрашивали его, но он уходил от ответа, а мы поняли, что это, наверно, большой секрет. По прибытии Виктор писал, что они собираются в длительный поход, когда не знает точно, но чтобы мы не волновались, если от него не будет долго писем.
Первого июня почтальон принесла телеграмму, в которой было написано: «Срочно приезжайте, Ваш сын находится в тяжёлом состоянии». Отец сразу же вылетел в город Ленинград самолётом. Он виделся с Витей, разговаривал с ним, он мог тогда ещё ходить. Говорил отцу, что скоро подлечится, его отправят в санаторий, потом он приедет в отпуск. Отец успокоился, да и врачи его заверили, что всё будет хорошо, и его сын идёт на поправку. По приезде папа успокоил маму, сказал, чтобы она не переживала, что скоро Виктор будет дома. Поверила ему наша мама, не знаю, но ходила неразговорчивая, и всё время смотрела на фотографию Виктора в морской форме, что висела в доме.
12-го или 14-го июня в дом принесли вторую телеграмму, где сообщили, что Виктор в крайне тяжёлом состоянии, и просили прибыть в госпиталь. Не раздумывая, туда выехали отец и мать. Когда в палату зашли родители, Виктор был почти без сознания. На вопросы матери не отвечал, только протянул ей руку и смог сказать: «Ма...»
Почти двое суток папа и мама не отходили от него! 6 июня на их глазах Виктор скончался. Врачи и медсёстры говорили, что они всё делали, чтобы спасти их сына. Но медицина была просто бессильна на то время. Виктор получил такое количество рентген, что спасти его практически было невозможно. Говорили, что они очень были поражены поведением Виктора. Он, несмотря на сильнейшие боли, был всегда спокоен, непривередливый, очень терпеливый.
Домой Витю везли небольшим транспортным самолётом до Луганска. Из Луганска тело брата и сопровождающих его родителей забрала колхозная машина. Когда привезли тело Виктора домой «картина» была жуткой. Встречало огромное количество народа из его родного села и других близлежащих сёл. Родители многократно теряли сознание. Люди из военкомата и лица в гражданском предупредили родителей: «Гроб с телом не открывать! Похоронить его в закрытом виде». Сказав это, они покинули село. Похороны назначили на второй день. А ночью, дедушка по матери, вскрыл гроб. Родители, увидев тело Виктора, потеряли сознание.
Односельчане прощаются с Виктором Гриценко. Июнь 1968 г.
Провожали брата в последний путь сотни и сотни людей. Разговоры были разные. Никто не знал причину смерти Виктора. Какие только слухи не ходили среди людей. И только спустя 39 лет я, как родной брат, узнал от Вас, уважаемый Вячеслав Николаевич, всю правду о смерти моего брата, на какой он служил атомной подводной лодке.
Мы после гибели Виктора многократно обращались в военкомат с просьбой сообщить, что случилось с ним? Но там только говорили, что он погиб при исполнении воинских обязанностей. Больше сказать – не имеем права. Первоначально местные власти в селе как-то пытались увековечить имя Виктора. Пионерская организация школы, где он учился, стала носить имя Виктора Гриценко. Но с развалом Союза всё прекратилось. Обращались в местные органы, как сельские, так и районные, но там не стали даже говорить об этом. Типа того, а кто он такой, какой совершил подвиг, чтобы его увековечивать, называть, например, улицу в селе, где он родился и жил, или прикрепить мемориальную доску на здании школы, где Виктор учился. Мы ничего не могли им сказать, ибо не знали, как погиб Виктор, и что он сделал, чтобы его память увековечить...»
У МОГИЛЫ ВИКТОРА ГРИЦЕНКО. НАБОКА ИВАН (слева) и ЛИТВИНЕНКО ФЕЛИКС. Июнь 1968 года.
Таков рассказ родного брата моего друга и сослуживца. Хочу только добавить, что мои многолетние обращения в Министерство Обороны, к Президенту, Премьеру Украины с просьбой увековечить имена погибших моряков-подводников с АПЛ К-27 заканчивались безрезультатно. Сегодня у власти Украины другие ценности в этом вопросе. Ну зачем как-то напрягаться властям от сельского уровня до руководства Украины в вопросе увековечивания памяти простого украинского парня Виктора Гриценко, который служил не на флоте Украины, а в ВМФ бывшего Союза, который канул в вечность? Да и подвиг он совершил не на благо Украины, а на благо СССР (когда же чиновники всех мастей поймут, что Виктор и его товарищи совершили подвиг не ради СССР, а ради того, чтобы предотвратить международную катастрофу?! –авт.). Да и вообще, подводного флота на Украине нет, значит, нет и вопроса!
В заключение рассказа о своём сослуживце хочу сказать: "Пока мы, его друзья и сослуживцы, живы, мы его будем всегда помнить, и передавать эту память своим детям и внукам".
Песни и стихи Виталия Иванова. "Просто чтобы помнили..."
Глава 16. КРЕСТЬЯНИН ОТ БОГА
Когда-то, встречаясь с вице-адмиралом Безкоровайным Владимиром Герасимовичем, бывший командующий ВМС Украины, сказал о моём сослуживце, помощнике командира корабля АПЛ К-27, ныне капитане 1-го ранга Милованове Валентине Николаевиче: "Это штурман от Бога". Есть ещё один мой сослуживец по кораблю, к которому хочу отнести эту фразу, немного переделав её: "Крестьянин от Бога". Речь идёт о старшине команды спецтрюмных, кавалере ордена Боевого Красного Знамени ГАНЖЕ НИКОЛАЕ ЯКОВЛЕВИЧЕ.
Родился в многодетной семье, как он говорит "нас было десять детей" у родителей, но выжило только четверо, в селе Рудка Полтавской области (Украина). Детство прошло в послевоенные тяжёлые годы. Уже в 12 лет помогал отцу в колхозе. Пришло время – Николая призвали на флот. Из села ушло в Армию несколько человек, а вот на флот попал только Николай. После окончания учебки в 1962 году, он был направлен на новостроящуюся тогда атомную лодку К-27. Молодого моряка определили в команду спецтрюмных. Как потом скажет Николай Яковлевич, что это за команда, он не знал. Ему объяснили, что ему и его товарищам придётся обслуживать ядерные реакторы, которых ещё нет ни на одной лодке мира. Что эти реакторы в обслуживании безопасны и надёжны. Командование, которое решало, куда направить прибывшего после учёбы трюмного, не ошиблось в выборе, направив Ганжу Николая в элитную команду спецтрюмных. В крестьянском пареньке они увидели ту жилку характера, которому можно было доверить обслуживание такой сложной техники. И не ошиблись.
Николай быстро освоился со своими обязанностями. Принимал активное участие в загрузке ядерного топлива в 1962 году, потом во всех видах испытаний корабля в 1963 году. Участник двух боевых походов в Южную Атлантику (1964) и Средиземное море (1965). За год до окончания воинской службы стал старшиной команды спецтрюмных, получил звание главный старшина. За несколько месяцев до демобилизации у Николая Ганжы состоялся разговор с Главкомом ВМФ СССР, адмиралом флота Советского Союза С.Г.Горшковым, который в то время был в Северодвинске и посетил корабль. Когда знаменитому флотоводцу представили и рассказали о Николае, адмирал предложил ему остаться на корабле и продолжить службу в качестве сверхсрочника. А если Николай изъявит желание стать офицером, то ему предоставят возможность поступить в военное училище.
Адмирал Океана. - Русский Обозреватель. 27.02.2010.
Много чего ещё обещал адмирал, от чего многие, наверное, не отказались бы. А вот Николай вежливо, но настойчиво ответил Главкому: "Нет. Ему всё-таки ближе крестьянский труд, труд его родителей и его предков". На этом и окончился разговор.
Была во время службы у Николая Яковлевича одна история, о которой он вспоминает неохотно. Но однажды при очередной встрече всё-таки поведал о ней. Это было в 1964 году. "Как ты знаешь (обращение к автору этих строк), команда спецов несла непрерывную вахту в отсеке, как, между прочим, и команда турбогенераторщиков. При заступлении на вахту все получали счётчик Гейгера, который вешали на куртку. После окончания вахты его сдавали дозиметристам на санпропускнике, которые снимали показания и записывали в журнал. Сколько мы там набирали доз, нам никогда не говорили. Постоянно звучал ответ: "Нормально". И вот однажды я решил проверить, какая радиация в районе левого реактора, в частности, в трюме, где мы часто бывали, проверяя работу того или иного узла, механизма. Время мы никогда не засекали. Бывали и по полчаса и больше.
Я положил свой счётчик в заданный район в трюме и забрал его спустя полчаса. Окончилась вахта. На пропускнике как обычно отдаю свой прибор дозиметристу. И спустя несколько секунд, увидел перепуганный вид проверяющего химика. Вскочив с места, он побежал к дежурному офицеру. А я ушёл с ребятами, которые сменились с вахты в кубрик. Ну, а что потом началось, и сегодня, спустя десятки лет вспоминаю с некоторым волнением. Политотдел, особый отдел: "Зачем это сделал? Кто заставил? Может ты шпион и собирал данные?"
Сколько пришлось исписать бумаг. Потом, конечно, спустили всё на тормозах. Ну, какой из меня шпион? Предупредили: язык держать за зубами и никому об этом не рассказывать. Но разве можно что-либо скрыть от экипажа? Потом ещё долго моряки шутили по этому поводу. А я вот о чём подумал, что, сколько же мы с ребятами по команде набирали доз радиации, если такой шум подняли? А мы ведь практически каждый день и месяцами при несении вахты, да в море бывали в тех местах, куда я положил свой счётчик. И нам все говорили: "Да всё нормально, ребята".
Да, Николай Яковлевич, нормально говорили Вам, команде спецтрюмных, всем нам в экипаже. А итог? Из команды спецтрюмных, которые служили с 1959 года (начиная с Обнинска) и до 1981 года в живых остались единицы. Такова плата тех, кто врал нам, служившим на первых атомных подводных лодках бывшего Союза.
Осенью 1965 года Николай Ганжа, прослужив на Северном флоте свыше четырех лет, вернулся в родное село. Женился на Екатерине Алексеевне, проживающей в соседнем селе. В семье Ганжы родилось трое детей: сын и две дочери. Все они выросли, поженились, родили Николаю и Екатерине шестерых внуков. И самое главное, что все трое, как и их родители, остались верны крестьянскому труду. Живут и трудятся сегодня в родном селе Рудка.
Николай и Екатерина Ганжа. 2008 г.
Старший сын Валерий проходил службу в Афганистане около двух лет. Что пришлось за это время пережить Николаю и Екатерине – знают только они одни. Валера успешно завершил службу и живой, здоровый вернулся домой, хотя пришлось много чего испытать. Является участником боевых действий. Да и Николаю Яковлевичу во время службы пришлось через многое пройти. Являлся участником ликвидации сложных и очень серьёзных аварий в зоне ядерных реакторов, которые он и его команда обслуживала. Их было около десятка!!! На берегу, в море, походах. Многократно облучался. Но тогда на это мало кто обращал внимание. И отблагодарило его государство, предоставив льготы, только спустя 40 лет! В марте 1966 года, уже будучи на гражданке, Николай Ганжа получил известие, что его наградили орденом Боевого Красного Знамени за мужество и героизм, проявленный им при выполнении задания Правительства и испытание новой техники. Орден Николаю вручили торжественно в колхозном клубе при односельчанах. Вот только какое задание и какую технику испытывал Николай, так и осталось для его земляков за семью замками секретности ещё в течение долгих 30 лет! Такова история службы и жизни потомственного крестьянина, подводника уникальной атомной подводной лодки первого поколения ГАНЖЫ НИКОЛАЯ ЯКОВЛЕВИЧА.
Любовь Мазуренко и Николай Ганжа. 2009 г. Полтавская обл.
В мае месяце 2009 года во время встречи сослуживцев у Николая Яковлевича и Екатерины Алексеевны в селе Рудка, я сказал, что наша Держава жива и будет жить, процветать, пока живы, пашут, сеют, выращивают хлеб вот такие люди, как семья Ганжы. А их сотни тысяч на Украине. Значит, у нашего государства есть будущее!
Глава 17. ПАРЕНЬ СО СТЕПНОГО КРАЯ ПОКОРЯЕТ ОКЕАНЫ И МОРЯ
В Кировограде по сей день живёт Григорий Раина главстаршина АПЛ К-27, который служил на ней, начиная с 1963 года, когда она проходила государственные приёмо-сдаточные испытания, и по 1966 год. Участник первой двухмесячной автономки и боевого похода в Средиземное море. А живая человеческая память, как известно, способна хранить такие подробности, о которых нельзя прочесть в книгах и интернете. С дистанции в сорок с лишним лет кажется, что судьбы Григория Ошаровича Раины и АПЛ К-27 не могли в какой-то момент не пересечься.
Родился Григорий в 1943 году в эвакуации в Сибири, в городе Тайга. О том, что у него есть третий сын, глава семьи узнал только по возвращении с фронта. Когда после войны семья вернулась в Кировоград, Григорий закончил семь классов и пошёл работать на кировоградский завод "Красная звезда". Параллельно начал было учиться в машиностроительном техникуме, но скоро охладел к этой учёбе и, забрав документы из техникума, окончил вечернюю среднюю школу. Зато на заводе получил специальность сварщика, а это многое определило в его дальнейшей судьбе.
Осенью 1963 года, получив повестку в военкомат, молодой рабочий заявил твёрдо: хочу служить в ВМФ. Откровенно говоря, в те времена, когда срочная служба в сухопутных войсках продолжалась три года, а в ВМФ – четыре, желающих добровольно отдать Родине "лишний" год было немного. Однако для парня, выросшего в степном краю, была в морской службе своя романтика. Но не только это определило его выбор.
"Я тогда занимался спортом, борьбой, –вспоминает Г.Раина, – чувствовал себя хорошо физически подготовленным. А кроме того, мой родной дядя, брат отца, был подводником, служил на Балтике и погиб во время войны. Это в его честь меня назвали Гришей..." И наши "покупатели" из ВМФ, которые отбирали призывников, не скрывали, что служить придётся на Северном флоте. АПЛ К-27, на которой довелось служить Григорию, была в советском ВМФ, как уже упоминалась, первой подводной лодкой, оснащённой не имеющими аналогов ядерными реакторами с жидкометаллическим теплоносителем. Понятно, не Гриша Раина выбирал лодку, на которой будет служить. Она выбрала его. Решающий момент, где служить, был связан ещё с пребыванием Григория в учебке. Точнее, со второй половиной пребывания матроса в учебном отряде, когда ему пришлось после перерыва в несколько месяцев вновь взять в руки сварочный аппарат. Для обучения подводников в условиях, приближённых к боевым, в учебке построили большой бассейн, в который курсанты должны были погружаться в макетах боевых отсеков. Макет центрального отсека, в котором работают командир, механики, рулевые, варил Григорий Раина. Молодого матроса отметили офицеры АПЛ К-27, которые отбирали в экипаж срочнослужащих. Мысль о том, что в составе экипажа нужен не просто матрос-спецтрюмный, а квалифицированный сварщик, была более чем здравой.
Гриша Раина (слева) с другом.
И время подтвердило правильность их выбора. Атомную подводную лодку К-27, на которую пришёл Григорий матросом-спецтрюмным, только-только спустили на воду. Это был опытный образец, ходовые испытания которого должны были дать ответ на вопрос, быть или не быть серии. Рабочим местом Григория стал четвёртый отсек – реакторный. Заводские испытания лодка прошла до того, как Григорий пришёл в экипаж, и стояла после них в сухом доке. Плавбазой для экипажа служил эскадренный миноносец "Баку" – на нём экипаж жил и отдыхал, а рабочее время проводил на субмарине. Начинающий спецтрюмный осваивал лодку и вверенную ему технику, находил время, чтобы заигрывать с девушками-заводчанками, – они устраняли мелкие дефекты, которые были выявлены в ходе заводских испытаний при первом выходе АПЛ в море. Взялся помогать девушкам срезать излишки резины на уплотнителях и так вогнал нож в руку, что на всю жизнь остался шрам на память. И уже как полноправный член экипажа вышел на АПЛ в Баренцево море на двухнедельные государственные приёмочные испытания. Прошли они, как ему помнится, без сучка, без задоринки. Ну, разве что вырвало пробку в четвёртом контуре, в котором циркулировала вода, отсек заполнился белесым туманом, но, по большому счёту, это никто не стал считать аварией – так, мелкой поломкой, которую тут же устранили и продолжили работу.
Но подлинным испытанием для молодого матроса-спецтрюмного Григория Раины стал первый автономный боевой поход, в котором моряки, выйдя из Баренцева моря в международные воды, без всплытия, постоянно оставаясь под водой, прошли через Атлантику почти до Индийского океана и благополучно вернулись на базу. В память об этом походе у Григория осталась грамота, удостоверяющая, что 12 мая 1964 года матрос Раина прошёл экватор и был крещён самим богом морей Нептуном. Между прочим, на грамоте оставил свой автограф и руководитель похода: "Утверждаю. Председатель Нептунов вице-адмирал Холостяков". "Замечательный был дядька, – с симпатией говорит сегодня о прославленном подводнике Григорий Раина, – помнится, что-то такое рассказывали, что он чуть ли не в революцию был уже капитаном 1-го ранга, потом сидел при Сталине..."
Фареро-Исландский рубеж
Но, к сожалению, не только приятные воспоминания связаны с этим походом. Впрочем, по порядку. Одной из первых проверок для АПЛ К-27 стало прохождение линии противолодочной обороны НАТО, которую лодка миновала, огибая Англию. По словам Григория Раины, линия постоянно патрулировалась натовскими самолётами и надводными и подводными военными судами. Существовало и нечто вроде "джентльменского соглашения": обнаруженную советскую подводную лодку, разумеется, не топили – время всё-таки было мирное, но давали понять, что ты обнаружен! Скажем, сбрасывали на неё нечто вроде взрывного устройства – повреждений оно не причиняло, но не заметить взрыва экипаж не мог. После этого подлодка была обязана всплыть и в надводном положении вернуться на базу, в свои территориальные воды. "Но лодка у нас была классная, – вспоминает Григорий Раина, – рабочая глубина составляла 240 метров. На такой глубине обнаружить её визуально было невозможно. Конечно, гидроакустики могли нас услышать. Но ведь тогда и нас было мало, и их не много: невозможно разместить вдоль всей линии корабли и подлодки с гидроакустиками. В общем, прошли..."
В Атлантике, когда наша К-27 уже шла к экватору, произошла авария ядерного реактора. Аварийный реактор заглушили и расхолодили, реакторный отсек загерметизировали, хотя радиационный фон во всех отсеках уже начал превышать допустимые нормы. Ситуация сложилась крайне серьёзная. Вице-адмирал Холостяков и капитан 2-го ранга Гуляев, командир корабля, собрали в кают-компании рабочую комиссию. В числе прочих было выдвинуто и предложение прервать поход и вернуться на базу. Но удастся ли это сделать на одном реакторе, и как этот реактор себя поведёт, никто не мог дать гарантии. Практически в безвыходном положении оставался один выход – попытаться устранить аварию. В команду, которая должна была это сделать, вошли капитан 3-го ранга Шпаков, спецтрюмные Григорий Раина и Пётр Вознюк, также призванный из Украины, и представитель НИИ Парнев.
Петр Вознюк, спецтрюмный АПЛ был комиссован после первого похода.
Вот как рассказывает о той далёкой аварии в Атлантике сам Григорий:
«На нас с Петькой надели защитные костюмы, «наука» показала нам сверху, какую трубку надо разрезать, и мы начали работу. О радиации никто не думал. Работали по очереди по пять минут. Трубку, в которой застыл металл теплоносителя, вырезали с помощью сварки, прошомполовали вручную, очистили, и вварили обратно. Работа, конечно, была ювелирной: металл или шлак ни в коем случае не должны были попасть в систему, а герметичность шва должна была быть идеальной... И на бумаге, и даже в живом пересказе вся эта история кажется почти будничной. Но на самом деле она такой не является. Надо думать, и командование похода, и весь экипаж пережили немало тревожных моментов, пока я и Петя Вознюк работали в отсеке, а потом – когда шёл повторный запуск остановленного реактора. А уже тогда, когда реактор нормально вышел на режим, «наука», позволила себе лишнее.»
По его словам, вообще ни один научный работник и близко не приближался к реактору, не выпив предварительно 100-150 грамм спирта. Не "для храбрости". Алкоголь активизирует работу сердца и кровеносной системы; считается, что благодаря этому из организма выводится радиация. Как, тем более, было не выпить, когда самое страшное осталось позади. А вот Раина и Вознюк удостоились личной благодарности Холостякова. Впрочем, по сто граммов сухого "Каберне" им полагались и так – по должности, ежедневно. Правда, по его словам, когда лодка вошла в пояс тропиков и температура забортной воды даже на глубине достигала 27 градусов, морякам было не до "Каберне": из-за жары ни пить, ни есть не хотелось.
Остались в памяти Григория Раины и два пожара, которые произошли во втором походе. Первым загорелся второй отсек, в котором были размещены кают-компания, каюты офицеров, а внизу размещалась аккумуляторная. Причиной пожара стало банальное нарушение правил техники безопасности, не той, которую морякам вдалбливали ещё в учебке, а той, которая как бы и не ассоциируется со словом "безопасность". Пожар быстро устранили. Гораздо хуже был пожар в турбинном отсеке на обратном пути. От искры загорелось пультовое оборудование, и, пока пожар погасили, успело выгореть немало. Вспомнил Григорий и смешные истории во время своей службы. Ведь не всегда бывали походы, вахты. Вот некоторые их них.
«История эта произошла в Гремихе, за несколько месяцев до похода в Средиземное море. И касалась она мяса. Не знаю, что там произошло, то ли наш снабженец проморгал, то ли эти «деловые» люди часть его оприходовали на сторону, но экипажу вместо мяса в течение недели выдавали тушёнку. Тушёнка не чета тушёнке, которую мы сегодня покупаем в магазинах, имеющую порой весьма подозрительный вид. Двух кусков, изъятых из банки, было достаточно чтобы насытиться. Но как бы она ни была хороша, мясо в виде отбивных, котлет всё-таки лучше.
Снабженец лодки мичман Бересневич в очередной раз нам объяснял, вот-вот с Большой земли прибудет большая партия продуктов, в том числе и мясо. Однажды, при очередной проверке со стороны командования нашего питания, кто-то из сидящих моряков проронил: «Товарищ капитан 2-го ранга (это был старпом Умрихин Г.М.), всё хорошо, но пахнет потёмкиным! (мясной бунт матросов на «Потёмкине» в 1905 году) Надоела тушёнка, хотим натурального мяса». Шутками и прибаутками закончился наш разговор со старпомом. Прошло пару дней. В кубрик зашёл Умрихин Г.М. и приказал построить всех свободных от вахты моряков. И обратился к нам со словами: «Моряки, мне нужны несколько убийц! Таковые есть?» Увидев наши растерянные лица, он засмеялся и разъяснил, что есть договорённость с фермой, что там выделят для нужд нашего экипажа пару бурёнок, живых. А вот чтобы эти бурёнки превратились в питательный продукт в виде жаркого и котлет, их надо забить, разделать и доставить мясо на камбуз. Желающие нашлись, а то, что наши умение и «профессионализм» в этом деле были на уровне рассказов бывалых, никого не интересовало. Есть приказ, его надо было исполнять.
Продолжение следует
Немає коментарів:
Дописати коментар