Одной из достопримечательностей Полярнинского гарнизона, одновременно и его украшением, были два шот-ландских терьера -Ллойд и Прайд. Один находился «в заведывании» у комбрига 96 бригады ПЛПЛ Юрия Николаевича Данькова, другой - у флагмеха эскадры Михаила Митрофановича Козюлина. Презабавные существа. Эта порода отличается умом, сообразительностью, а если сообразительности не достает, то в полной боевой готовности на этот случай имеются мощные челюсти и такие же, отдающие синеватой белизной, клыки. Я не знаю степени родства этих красавцев, но с виду они были совер-шенно одинаковы, и отличить их было просто невозможно. Даже их непосредственные «начальники» - комбриг Даньков и флагмех Козюлин — путались. Если кто из них не отзывается на кличку Прайдик, значит, это Ллойдик. И наоборот. Но своих хозяев они узнавали издалека, а то и поджидали вечером домой. То есть, пасли. Домой, и баста!
http://www.sevastopol.su/author_page.php?id=40159
Если кто посторонний обращался к кому-нибудь из них не по настоящему имени, то уходил облаянным.
Ллойдик и Прайдик между собой не то чтобы водили большую дружбу, но и не ссорились. У каждого была своя подконтрольная территория, и оба по-джентельменски соблюдали правила игры. Прайд очертил себе территорию от улицы Гандюхина вниз до самого штаба эскадры. Возможно, из тех соображений, что там находился и Михаил Митрофанович - его хозяин и ко-мандир. Ллойдик контролировал территорию, прилегаю-щую к дому, где жил Юрий Николаевич, продовольствен-ный и мясной магазины и дорогу по балке до самого Чер-това моста. По тому же принципу делят зоны влияния и нынешние братки.
Не сказать, что Ллойдик и Прайдик были злыми собаками. Они и по породе не злые. А тут вообще домаш-ние. Но на подведомственную территорию боялись забегать даже большие собаки. В случае их появления, даже целой стаи, Ллойд, например, принимал боевую стойку, задними лапами рыл землю так, что комья отлетали на де-сятки метров, при этом брезгливо и презрительно мотал хвостом. Издавал угрожающие звуки, и так как челюсти имел массивные, то резко их раскрывая для гавканья, не мог устоять на месте и подпрыгивал, как мячик, в разные стороны - челюсти увлекали за собой более легкое туловище.
Как бы там ни было, но связываться с ними никто не хотел, и после короткого противостояния чужаки отступали. То ли на радостях, что ушли трусоватые пришельцы, то ли для пущей важности, он, при этом, хватал, что попадется под руку, и с хрустом разгрызал толстые сучья и коренья, брезгливо сопровождая взглядом удаляющихся непрошеных гостей.
Тут нужно отметить, что этих собак «придумали» англичане. Это маленькие охотники за шкодливыми и вредными их четвероногими сородичами: лисами, хорька-ми, барсуками, крысами, даже выдрами. Говоря флотским официальным языком - охота была предметом их основ-ной деятельности. Тут же, в городе, они проходили мимо тех же крыс, даже не поворачивая головы. - Знали, что дома их все равно ждет сытный обед и ужин. Гуляли по своей территории просто для разминки лап. Ну и обгавкать там кого. - И вся работа.
Ллойдик был моим - через дом -соседом, и утром мы с ним часто встречались, когда я направлялся на службу. Никакая встреча, при этом, без угощенья не обхо-дилась. Чтобы ему было вкусно, я кости до конца не об-гладывал, а то и отдавал целиком.
У среднеазиатских народов есть обычай: преломить хлеб. Преломив кусок, вы уже повязаны хлебом друзья. Опора друг другу. Обычай этот распространялся и на не-штатную ситуацию. Уголовно провинившегося «товари-ща» брали в круг всем племенем. Провинившийся с кара-ваем хлеба подходил к каждому и предлагал преломить хлеб. Если кто из «народных судей» отламывал кусок от каравая, это означало, что провинившийся взят на поруки. Бывало и так, что все, к кому он подходил, брезгливо отве-чали: сдохны, ссабака. Тогда участь «подсудимого» была другой: по заслугам.
В
этом плане и мы с Ллойдиком были друзья. Ели с одной кости. Угощал я
его и колбасой. Что сам - то и ему. Было забавно смотреть, как он
выманивает у меня, что я ему за завтраком приготовил, а потом, урча и
кряхтя, с явным удовольствием уплетал.Не секрет, подводная служба - не сахар. Неприят-ности насколько многолики, настолько же бывают и неожиданны. И вот, чтобы запастись хорошим настроением на целый день, мне было в удовольствие посмотреть, как Ллойдик уплетает мой завтрак. Но хорошего настроения часто не хватало, даже до штаба бригады. Вводные сыпались еще по дороге. Даже когда, хоть и редко, день прохо-дил нормально, но вечером, уже по дороге домой, неприятность все-таки настигала. - Старшина команды мото-ристов подводной лодки Б-109 мичман Жадан задержан патрулем и обретается на гауптвахте. А завтра, вернее но-чью, лодке в море. Что поделаешь? - Бутылку шила - и к Котову. Не идти же в море вместо старшины команды. Еще хорошо, если он накуролесил всего на бутылку. А если больше? За старшину команды, конечно, отвечает ко-мандир лодки. Он в его «заведывании». Но в плане боего-товности корабля, его живучести, флагманский механик отвечает не только за этого старшину, но даже и за командира лодки. Получается так, что если по корабельному Уставу командир и отвечает за все, то «в жизни» получается другое: командиру вроде как и послабление. - В любом случае штаб выручит! Да и замкомбрига по политчасти скажет: у вас там в электромеханической службе никакой дисциплины. Тут уже шутки в сторону. Ну, какое тут на-строение! Закинуть быстрей этого пьяницу в прочный корпус, и дело с концом! А вот по дороге домой или на ту же гауптвахту погладил Прайдика или Ллойдика - ну кто подвернется - по аккуратно подстриженной спинке, и самое дурное настроение размякнет. Ты уже другой человек!
Как-то, ошвартовавшись к третьему пирсу после короткого выхода в море, мы с Юрием Николаевичем Даньковым вместе возвращались домой. Домá наши были рядом - на улице Гандюхина. В самом начале улицы нас встретил Ллойдик. Приласкался к хозяину, а на меня -никакого внимания. Тем не менее, я, сняв перчатку, попы-тался его погладить. Но Ллойдик увернулся, на меня даже не взглянув, перешел на сторону комбрига.
- Ну и симпатяга, - не удержался я, чтобы не похвалить своего маленького друга, забыв про его явную бестактность. Похвалил я Ллойдика не столько чтобы подкинуть леща комбригу, сколько этот пес был мне просто симпатичен. Но комбриг на мою похвалу в адрес Ллойдика не отреагировал никак. Более того, сделал неласковую гримасу и при этом махнул рукой. Я помолчал, но любопытство одолело:
- Что, не воспитан? Или еще чего?
- Нет, что Вы! Все нормально, - повернулся ко мне комбриг. На лице явное недовольство моим бестакт-ным вопросом. И добавил: -Выгоню.
- Что, может, дома туалет устраивает? - вырвалось у меня к большому раздражению комбрига.
-Да Вы что? Это умнейший пес. Он дверь прогрызет, когда ему погулять захочется. А Вы такое! - осадил меня комбриг.
- Ну тогда за что же Вы его невзлюбили? - одолеваемый любопытством, не унимался я, правда, не наде-ясь исчерпать вопрос. При этом про себя отметил, что со словами «умнейший пес» комбриг окинул меня взглядом так, что и мне с ним, этим Ллойдиком, не тягаться. - Может, еду с чужих рук берет? - продолжал я допрос ком-брига. Просто чтобы не затух разговор. Юрий Николаевич от такого подозрения даже остановился:
- Послушайте, Стефановский! Да он сдохнет, понимаете? Сдохнет, но у чужих никогда крошки не попро-сит! Костьми ляжет! Такая порода! Благородный пес. Умный. А вы… Да что говорить!
Я согласился с комбригом и не возражал. Вернее, умолк. Ллойдик, прислушиваясь к нашему разговору, под-ло хранил молчание. Только на шага два нас обогнал. Некоторое время сердито молчал и комбриг. Я терялся в до-гадках: «умнейший пес» и - «выгоню»! Помолчав, Юрий Николаевич вздохнул и уже мягче сказал:
- Понимаете, Владимир Владимирович, прихожу я домой поздно, весь усталый. Ну, вы и по себе знаете, за весь день набегаешься, как собака. Поужинал, прикинул план на завтра и -отдыхать. А этот гад заберется на кровать и спит себе прямо на моих ногах.
- Ну и пусть себе спит, -набравшись наглости, посоветовал я комбригу. Хотя Юрий Николаевич к дель-ным советам подчиненных относился терпимо.
-Ну он-то спит, бездельник, отдыхает. А у меня ноги, спина затекут - и не повернуться, никакого отдыха! - с досадой вздохнул комбриг.
- А вы повернитесь, что тут такого! - удивился я.
- Легко сказать - повернитесь! Будить жалко! - направился к своему дому комбриг. Против обыкновения, не попрощавшись. Сделав шага два, добавил: — Бессердечный вы человек, Стефановский.
Немає коментарів:
Дописати коментар