Это просто рассказ как участника и очевидца. Не будет тут оценок, разборок и других умствований по причине прошедшего времени, да и потому, что мы тогда делали и видели дела иначе, чем спустя годы. Да и не судьи мы для других. Рассказ не для подводника- подводник сам это всё знает, а для обычных, не зашоренных.Тут бы упомянуть фамилии погибших, шестерых обречённых, но помню всего две фамилии- Моторист Егоров и электрик Малосвитный. Простите уж.

« С-342»

   Капитан 2- го ранга Широбоков.

         Появился я на этом корабле в конце 1958 года. Наш выпуск состоялся 31 октября 1958 года.   Это был выпуск первых спецов по атомным установкам ПЛ. Это и была фактически причина задержки выпуска на целых пол- года. Да был ещё месячный отпуск , который я продлил себе на два дня. К концу декабря, опоздав на два дня, я получил назначение на ПЛ С-342. Атомные экипажи были укомплектованы, остальных нас назначили на дизельные.  Так вот я и оказался на этой ПЛ.

Положение дел в этом экипаже было скверным. Конец года, надувательство командования бригады вышестоящих инстанций с целью «показать» лучшие результаты. Зачистка хвостов по этой аварии и посещение органов КГБ, задачка рассредоточения экипажа побывавшего в аварии для лучшей адаптации да и прямая нехватка людей- лодки строились десятками в год. Всё это в негативном виде было ярко выражено в нашем  экипаже. Так офицеров , участников в катастрофе было всего 2- ст. лт-т Колосов Лев, штурман и л-т Брейман Саня, командир торпедной группы. Возглавлял экипаж пришлый минёр Симонян Гурген, тоже ст.л-т. Позже аварии назначен был штурманёнок Москвин Юра выпуска этого года и уж под занавес я.

С личным составом было не лучше. Так в БЧ-5 было  11 человек и некомплект- 2 старшины команды. Да и многие люди были уже с других кораблей. В БЧ-люксах было еще скромней. Так из списочного состава экипажа в 56 человек- на борту находилось- аж 27. Не было командира, командиров БЧ. Да что говорить- не было даже Зама по политчасти, хотя их было везде- пруд пруди. Туда в замполиты уходили неудавшиеся специалисты  с лодок да и политических училищ было не мало. Даже была политическая академия. Причём ещё продолжалось расследование по аварии и людей, побывавших в аварии часто вызывали на допрос в Североморск. Чего это следователь должен ехать на место? Он послал повестку и будь добр явись. И являлись, куда нам деться. Иногда только приезжали в экипаж, да и то быстро сматывались какие то следователи. Это еще более напрягало нас.

Лютая зима, дежурить по кораблю не кому, снег с дока ( обязанность экипажа. Кто установил?) убирать не кому, зимнее обслуживание живых механизмов, работа с заводом в конце года.  Мне это здорово не подходило и я решил уходить любыми путями с флота. Жизнь показалась такой тяжелой, что не куда было спрятать голову. Да плюс ко всему –какой я был офицер, специалист, не по зубам казалась работа.  Однажды, когда проходил 6-й отсек мне показалось, что на трубе вентиляции висит клочок кожи с чёрными волосами и я стал, кажется, терять сознание. Правда меня поддержал гл. ст. Молодожников, старшина мотористов- тот , что успел выскочить в момент аварии в 5-й отсек. Что это было- не знаю, но тут я уже точно решил уходить. Долго меня держал этот случай в прострации. Трус? Может быть. Путей к этому было не много. Я просто забил гвоздь на всё меня окружающее. Так и попал под суд чести и ходил какое то время «микромайором». Это дало какой то толчок командованию бригады и  оно всерьёз обеспокоилось нашими делами.  Был назначен командир БЧ-5 Саша Храмцов, ст. л-т. Но прибыл он не на долго.

При подготовке зарядки АБ от другой такой же лодки произошло короткое замыкание и естественно пожар. Да и не мудрено. Зима, кабели зарядные надо было проложить по узким сходням через борт дока, завести их во 2-й и 4-й отсеки и подсоединить к батарейным автоматам ( защита  от КЗ и перегрузок) на шины не предусмотренные для этого.  12 змеюк толщиной в руку ( 400 мм кВ.), жестких на морозе, из кусков, по металлическим палубам, через входные люки и переборочные двери – выполнимая, но очень сложная и трудоёмкая задача с малым количеством людей. Когда я прибежал по объявленной на заводе тревоге , то увидел в 4-м отсеке красивую золотую лужу расплавленной меди и густой дым из аккумуляторной ямы- туда выгорели сальники и медь текла на аккумуляторы.  Храмцова сняли с должности и назначили в Полярном на кислородную станцию, а я остался  снова один. Расследования, ремонтные ведомости, согласования и пр. пр.  надо уходить!!! Наконец, после жтого, командование бригады стало комплектовать частично экипаж- был назначен к-р БЧ-5 Виталий Иванович Семенченко, ст. л-т, старпом Романчук Валентин Петрович- капитан л-т, какой то проходящий зам ( фамилию не помню уже), да и людей в БЧ-5 тоже пополнили.

Странное дело- с приходом Семенченко жизнь моя показалась как на курорте. Это он оставил меня на флоте. Стал называть «микромайора» по имени отчеству. Существовало такое на флоте- гавкать на того, кто ниже ростом. Это у нас прекратилось. Внимательный, спокойный и добродушный, умный офицер,  знающий , с юмором, женатый белорус. Он многому меня научил тому, чему в училищах не учат. И жизнь мне показалась иной, после той дикой, какая была до него. У меня прекратились зачёты у флагмеха Юрия Александровича Кирюшкина. Это особый человек, о нём нужно бы написать. Знаток каждой из 10 лодок нашей 25-й бригады. Отличник выпуска 1948 года, единственный пожалуй служивый на флоте. Остальных отличников учёбы на флоте не знаю. ( может Эрлен Бейлис, но он так  и не достиг многого, он был просто хороший командир БЧ-5). Они как то уходили в ранних званиях куда то в институты, училища, КБ. Тянул флот наш брат- середнячок. А зачёты были странными, хотя поучительными. К Кирюшкину надо было приходить с бутылкой спирта и двумя банками тушёнки. Последнее для меня- был тяжёлый зачёт. Он продолжал работать как ни в чём не бывало, а я отлеживался несколько часов в чужой каюте. Да и дорога  в Ягельную занимала десятки часов. С Семенченко же мы стали списывать сгоревшее оборудование, готовить ремведомости. Меня он гонял по цехам, где лежало наше хозяйство, предварительно снабдив своими инструкциями. Да самому мне было интересно изучать процесс восстановления механизмов- зазоры, смазки , лаки. Появились просветы, когда на пару часов можно вырваться в город. Да так и жить можно! Наконец был назначен и командир ПЛ, капитан 3 ранга Малярчук Виктор Степанович. Хороший командир со слегка авантюрным характером и карьерист в прямом и лучшем смысле слова человек. Были конфликты с ним, но по делу- он был максималист в службе, требовал всё в срок, не замечая того как я был занят ремонтом.  С Виталием мы подружились. Стал экипаж постепенно сколачиваться. И мы вышли из этого состояния и лодка плавала десятки лет успешно. На ней я прослужил около  10 лет, получил звание кап 3 ранга, стал «большевиком», совершил 12 дальних походов в Атлантику, перевёл её на ДКБФ и сдал другому командиру БЧ-5- Вонсовичу.

         С  приходом  мне интересно было знать всё про случившееся в октябре 58 года. Я расспрашивал свидетелей и очевидцев, наверное слишком подробно и заинтересованно. Некоторые думали тогда, что я подослан КГБ- мало что понимает, а слишком интересуется- так мне объяснили потом. Рассказы эти были правдивы.

         Например- Молодожников рассказывал, как Наумов тренировал экипаж в темноте, добиваясь точности выполнения приёмов борьбы за живучесть. Как мучил он их. Как оказался он в 5-м во время столкновения и как затягивал сальники гребных валов, чтоб вода не поступала в отсек. Как контролировал поступление и откачку воды, фильтрующей через малые неплотности. И много чего.

          Ком-р отделения электриков 2-о отсека рассказал какой взрыв был в батарейном автомате, когда вода закоротила шины в 6-м. Все эти рассказы я держу в голове и сейчас, да и практиковал в соей деятельности на лодках разных проектов. Ведь я был и командиром БЧ-5 К-110, 629 проекта. И только потом был, без моего согласия, назначен помфлагмеха вГремиху, на  17 ДИПЛ, атомных лодок. Правда там еще стояла и бригада дизельных и конечно курировал её я, как недавний «чугуночник», дизелист.

          А воктябре 1958 года дело происходило  так:

Лодка С-342 вышла из Полярного на загрузку торпед в губу Окольная, у Североморска. Стояли большие морозы и Кольский залив дымит особенно сильно в таких условиях в такое время.

Пройдя остров Екатерининский в такой обстановке по погоде на неё «наехал» танкер « Алазань». Разрезал форштейнем лёгкий и прочный корпус с правого борта между станциями управления гребными моторами. Пробоина была  сечением в 1,25 м. кВ.  Надо отметить, что в то время даже по заливу пароходики ходили вольно.  За ними велось малое наблюдение  постов и дежурных по рейду. Часто капитан собирал как дрова экипаж, грузил и кое как выходил в море- там они протрезвятся и будут работать. Иногда приходилось наблюдать как судно или катер выписывали замысловатые фигуры на рейде. Контроля серьёзного за этим не было. Да что на море- тогда и за водителями автомобилей никто не наблюдал. ГАИ было учреждено позже. Я это ощутил в своём первом офицерском отпуске, когда прилично погуляв, путешествовал со своим зятем по Курску на гос. машине- он работал шофёром.  Возможно и была причиной той крупной аварии такая мокрая ситуация. По крайней мере у капитана и командира были средства этого столкновения не  допустить. Но это произошло. Пока корабли расходились,  из этого 6 отсека успели выскочить два человека. Это л-т Брейман и гл. ст. Молодожников.

         Первый рассказ. Бейман рассказывал так: Грелся в 6, вдруг  « вижу станция экономхода поехала на меня, потом услышал удар. Я прыжком  выскчил в 7-й и задраил переборку. Подумал, что «лучше быть 5 секунд трусом, чем всю жизнь покойником». С помощью торпедиста и командира отд. трюмных стал уплотнять плоскую переборочную дверь.

         Второй рассказ. Молодожников рассказал тоже примерно, но он выскочил в свой 5-й. Времени не было и он сам затягивал сальники гребных валов- очень неудобное место, в темноте и зимней одежде, попутно давая команды мотористам- что закрыть и проверить.

Вот так лодка осталась на плаву благодаря двум этим разгильдяям. Командир БЧ-5 Наумов спрямил крен и дифферент и стали давать СОС.

         Третий рассказ. Это моё видение этого дела, там рассказывать было уже не кому. Шестеро бедолаг сделать ни чего не могли ни при каких обстоятельствах. В ледяной воде, хлынувшей в отсек беспрепятственно, разряжалась аккумуляторная батарея сумасшедшей ёмкости. Вероятно кипела вода. Абсолютная темнота, неизбежный, конец- кто может себе представить картинку этого ада.

Закоренелых преступников так не казнят!

         Через несколько часов подошел буксир и стал тащить беспомощную лодку на осушку к ближайшему берегу. Удалось разогнать её и посадить на мель. Но кормовой люк был еще под водой из за дифферента на корму и люди ждали отлива. Выйти из 7-го отсека было невозможно. Из остальных отсеков можно было выйти и выходили.

Операцией руководил флагмех подводных сил Северного флота- кап. 1 ранга Заводский. Флагмех бригады Кирюшкин ждал и работал на корпусе, когда можно будет открыть кормовой люк. Открыли, вышли три человека с маской на лице, перепуганные, хотя им по телефону уже сообщили, что лодка  на мели, на грунте и беспокоиться нечего.

Потом съёмка с мели с осторожностями и буксировка в Росту. С трудом поставили в плавдок. Приступил завод к работе. Наладили освещение и вентиляцию АБ- она была разогрета. Сняли съёмный лист 6-го отсека. Стали выгружать оборудование. Такой я и застал её. Вид был не стандартный. Во всех отсеках валялось какое то имущество- матрацы, банки сухарей и смазок. Штурманские не секретные карты на штурманском столе, каюты открыты, бачки аварийной пищи открыты- видимо соблазнились работяги на шоколад и сгущёнку. Да и откровенная грязь в отсеках. В 6 отсеке были проложены деревянные мостки, для прохода в 7-й.

Устроив кое как каюту на плавбазе- старая калоша иностранной постройки того века- двери кают не закрывались, я стал наводить прядок в каюте командира БЧ-5. Надо было входить в курс дела. В ней же хранил врач своё хозяйство. Пачки морфинов, опия и разных растворов пришлось сдать флагврачу, разную тряпичную дребедень вынесли в мусор. Блестящие цацки  мы разобрали себе.

 Там под койкой обнаружил светящиеся в темноте кружки диаметром 25 мм, уже снятые с вооружения как источники радиоактивности. Внедрил их конечно какой то флотский институт- командира должен видеть боец и в темноте. Но я то уже знал что это – чему то нас научили- и выбросил в море. Архив Наумова я открыл потом.

         Завод ещё не знал о моём появлении.

По факту состояние лодки было таково.

Все отсеки и механизмы в рабочем состоянии, за исключением 6-го. А в нём была устрашающая пустота. Деревянные мостки из 5 в 7, с малыми поручнями. С бортов и подволока свисала масса отсоединённых и оборванных проводов. Трюм припорошен снегом. Тент , которым закрыт отсек провис под тяжестью снега. Две корабельные грелки стояли на металлическом листе.   Рваная пробоина по правому борту. Внаглую разорвана сталь прочного корпуса и её неровные края завёрнуты в сторону кормы, да так, что фундамент мотора зкономхода  почти преграждал проход. Показалось, что и «Митчель»- упорный подшипник гребного вала- тоже  вроде не на месте. Открытая рана прочного корпуса была велика- в неё можно было выйти на улицу, разве что порвал бы штаны об острые кромки.

  Где же « моё» оборудование ?

         Всё уже находилось  в цехах. Надо было идти и разыскать его по снежным туннелям для проезда машин. Тротуаров, дорожек расчищено не было. По цехам провёл меня Молодожников. И тут впервые я увидел в разобранном виде механизмы . особенно впечатляли ГГЭДы- главные гребные электродвигатели. Створки их, огромные и рогатые, лежали  в стороне, как перевёрнутые огромные черепахи. 4-х метровые сдвоенные якоря лежали в большой ванне в подогретой дистиллированной воде. Медные коллектора с концов сооружения блестели под водой. Мелкое оборудование разобранных станций управления и другое электрохозяйство разбросано по верстакам.

Потом заводчане узнали, что появился механик и стали тучами одолевать с требованием подписать и закрыть наряды- скоро Новый год, страда, конец отчётного года. Как тут было трудно отбиться. А я мало что знал, помочь мне не кому. Что то и подписывал справляясь у старшин. А нардо, особенно мастера и строители были не просты в обращении. Они на этом съели не одну собаку, всучивая порой опытным механикам недоделанное да и не сделанное совсем. Они под присягой и подпиской могли вымогать даже то, чего не было даже в ремведомостях. Им- подпиши. А дальше ты им не нужен, может до следующего нового года. Потом мы тоже обманывались на их обещаниях и делать не сделанное ими приходилось за « международный эквивалент»- спирт, да и получалось проще и быстрее.

Вопрос был и прост и сложен. Для любой изготовляемой вещи нужен всегда проект. Хоть на простую косынку для корпуса или изготовляемую деталь. А проект- это время, это согласования в заводских инстанциях и КБ. Долго, муторно и противно. За спирт изготовить можно быстрее, да и качественнее, да и в удобное время. Эти детали обращения с заводом и его людьми мы проходили непосредственно там. Этому в училищах не учат. Обессоливание электрооборудования проходило долго. Потом сушка и окраска- это месяцы времени. К тому сроку были готовы проекты на корпус , вырезаны повреждённые участки ЛК и ПК.  Гнулись и готовились вставки корпуса, изготовлялись трубы перерезанной системы аварийного продувания систерн Г Б и многое другое. Не хочу утомлять читателя- там чного чего было. Наконец стал это всё поступать на лодку и устанавливаться по местам. Но тут произошёл пожар в 4 отсеке при очередной зарядке АБ, о чём я написал выше. Трудненько приходилось и я твёрдо решил бросить это всё и будь как будет.

Но с приходом командира БЧ-5 Семенченко мне стало легче, да я и сам уже втягивался в эту работу, да так вот и остался на флоте. Восстановили всё наконец. Всё заработало. Вышли из дока.  Пополнился экипажэ лодка была введена в состав флота. Тут много деталей того времени опущено. Да и бог с ним. Вот это была для меня первая катастрофа. Потом ещё были две. Это авария на К-27, с активной зоной реактора- май 1968 года и гибель К-8 в апреле 1970 года в Атлантике. Но это другие истории.