В августе 1963 года после окончания штурманского факультета Высшего военно-морского училища им. М.В. Фрунзе я был назначен на одну из первых атомных подводных лодок «К-11» 627-А проекта командиром электронавигационной группы штурманской боевой части. С точки зрениявоенно-морской карьеры офицера это было хорошее назначение. Но подводная лодка «К-11», несмотря на свою «молодость» (она вошла в состав ВМФ в 1961 году) уже была направлена в ремонт в г. Северодвинск на завод «Звёздочка». Здесь нужно заметить, что очень слабым звеном всех первых атомных энергетических установок подводных лодок были парогенераторы. Практически ни один выход в море не обходился без сигнала «Радиационная опасность», связанного с выходом из строя одного из парогенераторов
Материал подготовлен автором блога .Источник-
На ремонт нам был отпущен год с небольшим, в конце 1964 года мы должны были его закончить и убыть в родную 3 дивизию 1 флотилии подводных лодок Северного флота, базирующуюся в губе Западная Лица.
Здесь, мне кажется, не лишним будет ознакомить читателя с командным составом подводной лодки. Перед уходом в ремонт первый командир «К-11» капитан 2 ранга Юрий Николаевич Калашников отправился на учёбу в Военно-морскую академию и командиром был назначен старший помощник, капитан 3 ранга, Виктор Васильевич Смарагдов. Старшим помощником был назначен окончивший Высшие офицерские классы ВМФ бывший помощник командира капитан 3 ранга Кутафин Евгений Иванович. Заместителем командира по политической части оставался капитан 2 ранга Гандюхин Андрей Егорович, помощником командира был назначен командир мино-торпедной боевой части капитан-лейтенант Абрамченко Владимир Васильевич. Командиром штурманской боевой части (моим непосредственным начальником) некоторое время ещё оставался капитан- лейтенант Рамодин Юрий Сергеевич, затем его сменил пришедший с первой и единственной в то время атомной подводной лодки с атомной энергетической установкой с жидкометаллическим теплоносителем «К-27» проекта 645 старший лейтенант Лесков Александр Яковлевич. Должность командира мино-торпедной боевой части некоторое время оставалась вакантной, затем на неё был назначен капитан-лейтенант Гаврилов Валерий Владимирович, пришедший с дизельной подводной лодки 613 проекта. Командиром боевой части связи (он же начальник радиотехнической службы) был назначен выпускник Высшего военно-морского училища радиоэлектроники им. А.С. Попова лейтенант Алексеев Жан Сергеевич. Начальником химической службы был назначен выпускник Бакинского высшего военно-морского училища лейтенант Сыч Виктор Фёдорович. Офицерский состав электромеханической боевой части сменился практически полностью. Командиром её стал командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Вовша Самуил Израилевич (в просторечье - Семён Иванович), командиром дивизиона движения стал командир группы дистанционного управления капитан-лейтенант Мулява Георгий Иванович, командиром электро-технического дивизиона оставался капитан 3 ранга Назаров Валентин Иванович, которого несколько позже сменил капитан 3 ранга Юрченко Олег Юрьевич, пришедший к нам с должности командира электро-механической боевой части дизельной подводной лодки 611 проекта, командиром дивизиона живучести стал командир турбинной группы Кирилин Дмитрий Маркелович. Начальником медицинской службы оставался майор Новиков Лев Филиппович. Я так подробно перечислил командиров и начальников, поскольку все они в той или иной степени были участниками той аварии атомной энергетической установки, ради которой и пишется этот рассказ. Офицерский состав первичного звена - это командиры групп электро-механической боевой части составляли в основном лейтенанты - выпускники Высшего военно-морского инженерного училища им. Ф.Э. Дзержинского 1963 года.
Итак, в ноябре 1964 года ремонт, в основном, был закончен. Корабль подошёл к этапу испытаний. Программа швартовных испытаний, естественно, включала в себя ввод главной энергетической установки, в том числе и выход её на мощность 100%. Были введены в действие реакторы обоих бортов и начата проверка работы ГЭУ в различных режимах по плану программы испытаний. Экипаж в рабочее время находился на корабле, а после окончания рабочего дня на корабле оставалась одна боевая смена во главе с вахтенным офицером. Две другие смены находились на плавказарме, часть офицеров и мичманов отпускалась до утра домой. И вот в одну из таких ночей, когда вахтенным офицером был капитан-лейтенант Лесков А.Я., вдруг была объявлена боевая тревога и сигнал «радиационная опасность». С прибытием на корабль мы обнаружили находящуюся там смену с надетыми на лица респираторами, начальника химической службы старшего лейтенанта Сыча В.Ф. в сильном возбуждении. Все приборы радиационного контроля показывали значительное превышение допустимых норм. Мощность установки была снижена до минимально контролируемого уровня. Полностью глушить реакторы было нельзя до выяснения причин такого ухудшения радиационной обстановки. Были созданы различные комиссии, работали крупные и не очень специалисты и т. д. В конце концов, пришли к выводу, что в реакторе правого борта размыт один и тепловыделяющих элементов. А посему корабль до лета 1965 года оставить в заводе г. Северодвинска, произвести перегрузку активных зон обоих реакторов, для чего привести в Северодвинск специальную плавмастерскую (ПМ), предназначенную для перегрузки активных зон. И мы начали активно готовиться к перегрузке активных зон. Для этого над 5-м (реакторным) отсеком вырезался большой съёмный лист. Вход в 5-й отсек со стороны 4-го и 6-го отсеков был перекрыт. За это время была приведена ПМ, специалисты которой контролировали работы, проводимые заводом и личным составом по подготовке подводной лодки к перегрузке активных зон и сами принимали в них участие. Фактически у 5-го (реакторного) отсека стало 3 хозяина: экипаж, завод и ПМ. А, как известно, « У семи нянек...» Командованием корабля было принято решение отправить часть офицерского состава и мичманов в отпуск, с тем, чтобы до начала испытаний за зиму основная часть его отгуляла. В отпуск был отправлен и командир подводной лодки. Мне до сих пор непонятно решение командира 203 бригады ремонтирующихся подводных лодок капитана 1 ранга Горонцова В.В. отправить в отпуск командира во время перегрузки реакторов (которая называется иначе - операция №1). В начале февраля 1964 года всё было готово и принято решение начать перегрузку. Решили начать с реактора правого борта.
Открутив все прижимающие верхнюю крышку реактора болты, с помощью подъёмного крана начали её подрыв. Оторвав крышку реактора от его корпуса, начали медленно поднимать её вверх. И здесь было обнаружено, что вместе с крышкой вверх пошли компенсирующая решётка (КР), стержни автоматического регулирования (АР), стержни аварийной защиты (A3). А это значит, что началась неконтролируемая цепная реакция. Крышка реактора тут же была возвращена на место. И все начальники начали решать, что же делать дальше?
Вечером 12 февраля 1964 года, в пятницу, я должен был заступить дежурным по кораблю. Но днём я встретил Аню, которая работала секретчицей на заводском дебаркадере, к которому была ошвартована наша подводная лодка. Она мне сообщила, что во дворце культуры вечером выступают с концертом ленинградские артисты и у неё есть два билета, и она меня приглашает. Я, конечно, с горечью сообщил, что заступаю дежурить, но постараюсь подмениться. А в те времена выходной был один - воскресенье, и отгулов за дежурство никто не давал. С субботы на воскресенье дежурным должен был заступать лейтенант Сергеев Юра. А он был, в отличие от меня, человеком семейным и ему, конечно, очень хотелось побыть в выходной с семьёй. И когда я предложил ему поменяться дежурствами, он воспринял это, как подарок судьбы. Пошли к старпому Е.И. Кутафину за разрешением. Он, конечно, для порядка пошумел, что вечно у нас всё не как у людей, но разрешил. Дело сделано! Юра отправился на подводную лодку дежурить, а я во дворец культуры на концерт. Концерт нам очень понравился и, наверное, поэтому Аня после концерта пригласила меня на чашку чая. Чаепитие затянулось до утра и, поскольку в те времена суббота была рабочим днём, раненько утром я отправился на плавказарму, дабы привести себя в порядок и в 8 часов стоять в строю на подъёме военно-морского флага. При подходе к плавказарме меня встретило оцепление, состоящее из матросов, которые проверили у меня документы и матрос-химик с переносным прибором дозиметрического контроля начал проверять мою одежду и руки на предмет радиоактивного загрязнения. На мой недоумённый вопрос: «В чём дело?» они не менее недоумённо ответили: «А вы разве не знаете, что на «К-11» всю ночь был сильный пожар в реакторном отсеке?» Я, конечно, не знал.
На плавказарме старпом Е.И. Кутафин на меня сильно накричал за то, что я болтаюсь неизвестно где и отправил меня на корабль, чтобы я сменил дежурного по кораблю лейтенанта Сергеева и предупредил, что своё дежурство (с субботы на воскресенье) всё равно остается за мной.
По прибытии на корабль моему взору предстала страшная картина. Сквозь отверствие съёмного листа был виден обуглившийся и полузатопленный реакторный отсек , над которым ещё струился то ли дым то ли пар, а, может быть, и то и другое вместе. Через люк 8-го отсека я спустился в кормовые отсеки. Там я увидел не менее удручающую картину. 6-й (турбинный) отсек был также наполовину затоплен водой, в 7-м (электротехническом) и 8-м (вспомогательных механизмов) тоже было большое количество воды. И вся эта вода была загрязнена радиоактивными веществами сверх всяких норм и весьма значительно. Из-за такого количества воды в кормовых отсеках лодка получила значительный дифферент на корму. Юра Сергеев рассказал мне, как ночью верхний вахтенный, увидев над 5-м отсеком голубой огонь, доложил в центральный пост. Дежурный по кораблю объявил аварийную тревогу и силами дежурно-вахтенной службы через отверствие съёмного листа с помощью протянутых шлангов попытались загасить пламя. Но оно только увеличивалось. Была объявлена тревога по заводу, бригаде, вызван экипаж, прибыла пожарная машина сначала заводская, а затем и несколько городских. И все они, опустив шланги через отверствие съёмного листа, закачивали в отсек воду. Через выгоревшие переборочные уплотнения кабельных трасс вода стала поступать в 6-ой отсек, а далее через различные неплотности и 7-ой и в 8-ой. Залив полностью 5-й отсек все разъехались.
С началом рабочего дня на корабль прибыл экипаж. В кормовых отсеках можно было находиться только в изолирующих противогазах ПП-46. В то время слово «ЭКОЛОГИЯ» было не в моде и вообще его мало кто знал. Поэтому, в связи с тем, что дифферент на корму начал принимать угрожающие размеры, а несамоходную баржу, в просторечье именуемой грязнухой для откачки в неё воды, неизвестно когда подгонят, командир БЧ- 5 капитан 2 ранга Вовша С.И. периодически давал команду на пуск помпы для откачки воды за борт из того или иного отсека. Естественно без записи в вахтенный журнал. Но это, возможно, спасло лодку от затопления у пирса. При убытии экипажа на плавказарму, на дебаркадере все прошли дозиметрический контроль, в результате которого все были раздеты догола, отправлены в душ и переодеты в старенькие постиранные репсовые костюмчики. В дальнейшем эта процедура повторялась при каждом посещении корабля. Все ушли, а я остался ещё на сутки. На следующий день комиссия сделала заключение, что внутри подводной лодки нельзя находиться более 4 часов. И дежурная служба после меня начала сменяться через каждые 4 часа. Мы продолжали дежурить, мыться и переодеваться, а дежурные по кораблю расписывались за пистолет и вместе со снаряжением передавали его друг другу на дебаркадере до тех пор, пока начальнику химической службы Сычу В.Ф. не пришла в голову мысль замерить на нём степень радиоактивного загрязнения. Оказалось 1,5 млн. расп./мин. С тех пор мы стали дежурить без пистолета. Но это полбеды. Беда в том, что эта радиоактивная грязь была разнесена по заводу и даже по городу. Контроль с переодеванием проводился и на заводских проходных и даже на автобусных остановках.
В таком режиме мы продолжали жить довольно длительное время. После откачки воды в грязнуху, мы продолжали службу, которая заключалась, в основном, в поддержании живучести корабля и дезактивации оборудования. А тем временем многочисленные комиссии пытались установить истинную причину происшедшего и решить, что же делать с нашей подводной лодкой? Одни комиссии состояли из настоящих специалистов, которые разбирались в обстановке и могли оказать действенную помощь, другие приезжали непонятно зачем и не только не приносили никакой пользы, но даже вредили. Как, например, комиссия во главе с помощником командующего Северным флотом контр-адмиралом Кучером, который требовал неукоснительного соблюдения уставов и порядка в гальюнах. В результате этого загрязнение было распространено ещё больше, а личный состав получил дополнительные дозы облучения.
О чём говорилось во время заседания этих комиссий, как принимались те или иные решения, мне доподлинно неизвестно, т.к. занимаемая мной в то время должность этого не предусматривала. Доподлинно только знаю, что в результате всех разбирательств был снят с должности старший помощник командира капитан 2 ранга Кутафин Евгений Иванович, исполнявший во время аварии обязанности командира, и назначен преподавателем в Высшее военно-морское училище г. Баку. Как были наказаны другие участники, я не знаю. Знаю, что весь личный состав получил серьёзные дозы облучения, которые никто и нигде не учитывал и никуда не записывал. А, может быть, учитывал и записывал? Во всяком случае, ни у кого в медицинской книжке на этот счёт никаких записей нет. С нами поступили очень просто: произвели замеры наличия радиоактивного йода в щитовидной железе. У кого было более 10 000 расп./мин. - в госпиталь. У кого менее - продолжать службу. У меня оказалось 9 500 расп./мин. Я остался служить. Впрочем, в госпитале тоже народ задержался не на долго. Но в 90-х годах прошлого столетия все офицеры и мичманы приобрели право на получение звания «Ветеран подразделений особого риска» и некоторых льгот. По подводной лодке было принято следующее решение: реакторный отсек вырезать полностью и заменить его на новый. Оборудование других отсеков дезактивировать, насколько это возможно, произвести средний ремонт с некоторой модернизацией. Поскольку эти задачи были в то время не под силу заводу «Звёздочка», нас было решено перевести в 42 цех СМП, где подводные лодки этого проекта в своё время и строились и передать из 203 бригады ремонтирующихся подводных лодок в 339 бригаду строящихся подводных лодок. Причину возгорания, насколько мне известно, установить так и не удалось. Во всяком случае в приказе Министра обороны СССР причиной указано самовозгорание изолирующего противогаза ИП-46, оставленного в реакторном отсеке. На мой взгляд, это откровенная ерунда.
Весь этот комплекс мероприятий продолжался до декабря 1967 года, и 4 января 1968 года подводная лодка «К-11» без проведения ходовых испытаний в сопровождении ледокола «Капитан Воронин» и морского буксира «Иван Плюснин» вышла из завода СМП г. Северодвинска и направилась уже не в 1 флотилию подводных лодок, а в 17 дивизию п. Гремиха, где и были закончены испытания.
Капитан 1 ранга в отставке Эдуард Трофимович Платонов
Впервые опубликовано в журнале "Аврора"
Немає коментарів:
Дописати коментар