ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В автономку все брали с собой фотографии своих жен, девушек, да и просто плакаты с красотками, типа Саманты Фокс, с ее знаменитым и запоминающимся голым верхом. А у меня даже в каждой аудио кассете были фото-вставки с обнаженными звездными барышнями и моделями из мужских журналов. Переснимал, печатал сам, делился с товарищами вполне скромными, эротическими фотками.В одном из походов, особист наш корабельный, капитан, по имени Николай, брал у меня кассеты послушать, записи у меня всегда были классные, да и кассет было больше сотни. А после автономки выяснилось, что он накатал на меня разгромный рапорт, дабы я являюсь, распространителем порнографии на корабле.
Вот стервец какой! Я на него тогда, разобиделся всерьез. Как можно говорю ему, - красивую обнаженную женщину олицетворять с порнухой. Красивая женская грудь у чекиста в походе невольно переросла в нечто большее, нежели легкая эротика. А он спокойно так мне отвечает, как не в чем не бывало? Да не переживай Володя, - тебе за этот пустяк ничего не будет, а мне лишний балл заработать было нужно. Надо же мне хоть какую-то работу за восемьдесят суток, показать своему руководству?
Материал для блога взят с источника-
http://www.proza.ru/2012/02/18/975
По крайней мере, он был откровенен и порядочен, хотя бы в этом, что сказал мне правду. Пусть даже и поступил таким, не совсем красивым образом. После этого, кассет ему больше не давал, но посвятил четверостишие Ф.Э.Дзержинскому, а в его лице и всем добропорядочным чекистам! Живи всю жизнь,- с холодной головой.
В горячем сердце,- другим огонь неси.
Руками чистыми и светлою мечтой,
Ты бескорыстно, людям помоги!
У ПОДВОДНИКОВ ДАЖЕ И ХЛЕБ ПРОСПИРТОВАН. Погрузка продуктов подходила к своему завершению. На десерт приехал целый «Камаз» с заспиртованным хлебом. Белый по два батона в одном запаянном пакете и ржаной типа Бородинский, по одной буханке в пакете.
Перед обедом такой хлеб надлежало порезать и несколько минут выпаривать в горячей духовке. Хлеб получался очень даже вкусный, хрустящий и ароматный, как свежеиспеченный.
Аветисян, любил в своем трюме на электрических печках – обогревателях, батоны поджаривать, аромат исходил всегда очень вкусный и аппетитный, особенно если его маслом сливочным намазать еще горячий или со шпротами намять!
Хлеба заспиртованного в пакетах, доставлялось больше всего. Загружали его всегда довольно долго. Одно хорошо, он легкий и его можно было бросать на центральную палубу пятого отсека, через рубку «САС» (системы аварийного слива) ракетного топлива. Когда заканчивалось место в провизионках, хлеб плотненько распихивали по всему жилому отсеку, между ракетными шахтами.
После автономок хлопотно было крошки выметать и выгребать из-под приборов, крысы все же у нас повсюду, голодными они не были, пакеты ими разгрызались, спиртовым хлебом лакомились, разбрасывая в хмельном угаре крошки по всему отсеку! Говядину шестидесятых годов забоя, привозили огромными тушами, разрубленными по позвоночнику. В таком практически натуральном виде, быки не проходили в люк. По-совместительству приходились работать и рубщиками мяса, тут же на пирсе. Тупым топором с длинной, скользкой, металлической ручкой- трубой, расчленять промороженные десятилетиями туши, да еще и на морозе, было ужасной мукой.
Мясо больше крошилось, нежели рубилось. Отходов, от нашей непрофессиональной расчлененки была целая гора. Можно было приготовить бефстроганов на весь экипаж. Да еще и при подъеме на лодку, у некоторых худеньких, продрогших до костей матросов, на узком трапе, тяжелые куски мяса, иногда выскальзывали из рук и падали за борт в море, поднимая высокие, плотные и соленые брызги. На, что матрос без слов просто разводил в стороны руками и направлялся за очередным, скользким окороком.
Такие казусы, происходили и с другими продуктами, упакованными в картонные коробки, у которых размокшее дно разрывалось в самый неподходящий момент. И консервы, сгущенка или компоты, грохоча по трапу и пирсу, отскакивая от резинового верха подлодки, плюхались в море, как глубинные бомбы.
Водолазы, при обязательном осмотре подводной части корпуса, всегда доставали из воды, что-нибудь из консервных банок для себя, с удивлением отмечая, что там, на дне их целый склад. Это потери вынужденные, да и грузилось все всегда с запасом.
На поход продуктов хватало с лихвой, а по возвращении, интендант, мичман Байбаков предусмотрительно отобрав самое вкусное для себя и своего окружения, открывал провизионки для всех, консервов с добавлением масла, селедки, всегда оставалось очень много.
Спокойно, без какой либо суматохи, каждый мог взять для себя, что-либо приглянувшееся по вкусу. В основном, конечно, все оставляли матросам, на тогдашнюю нашу зарплату, мы могли себе позволить купить практически все!
Чтобы хорошо служилось и работалось, долгие месяцы под водой, нас и кормили соответственно, - очень хорошо, даже отлично!
Не забывая про наркомовскую норму. Ежедневно по 50 грамм сухого, хорошего вина перед обедом. За своим столом мы обычно, сливали его в одну кружку и раз в неделю по очереди выпивали. С непривычки даже легкий и забавный хмелек посещал голову и весело, и игриво, пробегал по отвыкшему от алкоголя организму.
Доктор наш корабельный, добродушный капитан м/с Игорь Антонов, такие манипуляции не приветствовал.
Постоянно читал нам нотации, что вино нужно пить каждый день, и оно выдается отнюдь не для кайфа, а для улучшения кровообращения, вывода радионуклидов и улучшения аппетита. Кстати отсутствием последнего никто на лодке, как не странно не страдал?! За автономку, животы заметно округлялись, у всех членов экипажа, без исключения.
БОЦМАН ТРУДЯГА НЕУТОМИМЫЙ.
Служил у нас мичман по фамилии Невинчанный, самым главным боцманом. Он и перед автономкой весил уже где-то 130 килограмм и с трудом проходил в верхний рубочный люк. В поход он брал с собой несколько ящиков майонеза, типа «Провансаль» в пол-литровых банках.
Употреблял он его за обедом, прямо из банки ложкой, с двумя порциями первого, также второго, а ежели, что оставалось, вымазывал остатки хлебом и запивал все это несколькими стаканами компота. Зрелище это было конечно ужасное и неаппетитное.
После обеда он, истекая потом, кряхтя и сопя, с трудом вставал и, добравшись до своей каюты, ложился, а точнее уж падал и сразу же засыпал. Все его большое и бесформенное тело не помещалось на поломанном и скрипучем лежаке, живот у него свисал до палубы и отдыхал рядом с хозяином на полу. Можете себе представить, какой привес был у нашего боцмана после 80-ти суток подобного откорма? В итоге, от непосильной подводной службы, он перешел служить на бербазу. БЫВАЛО СЛУЖБА НАПРЯГАЛА.
Все необходимые, авральные приготовления к походу завершены, суматохи стало меньше, можно вздохнуть и расслабиться. Службу несем по корабельному распорядку. Достают, однако, постоянные построения и проверки флагманскими специалистами из штаба дивизии. Сдаем зачеты по своему заведованию, наизусть зубрим книжку «боевой номер», инструкции по «борьбе за живучесть корабля», (РБЖ – ПЛ – 82), при борьбе с пожаром и при поступлении забортной воды, да и много всякого разного, но жизненно просто необходимого там под водой!
Утро начинается с традиционного построения в казарме. Стараемся стоять поплотнее, поддерживая друг друга плечами, дабы не качаться, после вчерашних, ночных гулянок. Проверяемся, считаемся, расходимся по казарме. Начинаем гонять матросов за беспорядок в тумбочках, неглаженные гюйсы и неподшитые, либо грязные «слюнявчики». Затем неохотно, вываливаемся на улицу и подобием строя пытаемся идти на корабль.
"Меж домов, кружит ветер в Гремихе,
Пробивая метелью шинель.
Экипаж идет строем безликим,
На подлодку, а ты жди и верь"!
Сохранять стройные и правильные ряды, нет никаких сил и возможности. Во-первых, многие всю ночь весело и шумно отдыхали, во-вторых, местность холмистая, сопки кругом, скользко, а третье напрашивается само собой - ветрено у нас немного?!
Кидает наш бедный строй, с замотанными по самые глаза, шарфами лицами, мощными порывами ветра, как щепку в море. Метель же зараза, не просто умудряется под брюки и рукава шинели забиваться, создается ощущение, что она пробивает тебя насквозь.
Когда в помещении пробуешь стряхивать с одежды эти въевшиеся в сукно мелкие, гадкие, снежные крупинки ничего не получается. Вешаешь шинель, и она медленно тает натуральным образом. Впитывая водичку, становясь тяжелым и как следствие, бесполезным, средством, защищающим моряков от холода.
А все «бербазники», - кладовщики, да штабные работники, ходят как не странно, в теплых лакированных морских «канадках». А у нас подводников, кроме комсостава, они больше не выдавались никому. Хрень полная! И банальная несправедливость! ОСОБЫЙ ЗАПАХ ОТСЕКОВ ПОДЛОДКИ.
На пирсе строимся, по команде «на флаг и гюйс смирно», отдаем честь символам государства и флота, получаем новые вводные, доводятся свежие приказы. И всем вниз! Первым на трап ступает командир, курящие ненадолго остаются на корне пирса, остальные вереницей по одному, ступаем на черную, покрытой резиной палубу, нашей «боевой подруги букахи».
Через верхний рубочный люк, быстро и довольно ловко, на одних руках, скользим по блестящим поручням вниз.
И сразу попадаем в совершенно другой мир,- внутрь прочного корпуса. Окунаемся в легкую теплоту отсеков, с мягким дневным светом люминесцентных ламп. Светло-желтой ненавязчивой краской на приборах. Со своим незабываемым, специфическим и приятным запахом. Мигающими и жужжащими на все лады приборами. Привычная теснота, кажется, уже не давит и не напрягает. Мы дома. На ближайшие неполные три месяца, лодка будет нам действительно и домом, и кровом, а может быть и чем-то другим, о чем страшно даже подумать?
Как муравьи быстро и незаметно разбегаемся по отсекам, боевым постам, выгородкам и уютным каютам. Лихо, переодевшись в «эРБэшки», знаменитые кожаные тапочки подводницкие с резиновой подошвой и народ не узнать! Все взбодрились и преобразились, буквально на глазах. Заработал военно-морской профессионализм - никогда его нахрен не пропьешь! Как не старайся!
После отработок по борьбе за живучесть, проворачивания систем и механизмов, наступает небольшое затишье, не грех им воспользоваться, можно и вздремнуть.
Моряки могут спать везде, и в любых положениях. Но первое правило гласит – спать нельзя лицом на ватник, будет «морда в шрамах вся». Шрамы на флотском сленге (легкая помятость лицевой части головы), боевые шрамы, куда круче, они получаются от затяжного и крепкого «сон-дренажа». Если даже и попадаешься с заспанным лицом, то всегда можно оправдаться и отмазаться. Главное, чтобы это самое лицо не было помято.
Умудрялись даже во сне, четко рапортовать и докладывать, отвечая в «каштан», дублируя все команды и быть постоянно на чеку!
День прошел в обычном режиме и это уже хорошо. Двигаем на ужин в дивизию. Береговой рацион более скудный, нежели морской, но можно и попоститься маленько. В походе наверстаем. Далее по программе, опять осмотр тумбочек, бирочек, шапок на наличие иголок с нитками, больше у матросов и проверять-то нечего. Но что характерно, их, сколько не контролируй, и не гоняй, замечания постоянно находятся новые.
Венчает все, вечернее построение. Идет «разбор полетов» за прошедший день. Зачитывается приказ командира о заступлении на корабельную вахту, дежурство по части, камбузу и т. д. и т. п. МОРЕ ЗОВЕТ.
В один из таких обычных мартовских дней, до нас был доведен приказ командующего дивизией, о выходе в море на боевую службу. Береговые будни закончились. Нас ждет штормовое море и темная, неизведанная, а подчас коварная глубина.
Время на окончательные сборы бывает всегда, да и собрано, как правило, уже все самое необходимое. Курящие всегда переживают, а хватит ли сигарет на весь поход? Хотя в курилку на лодке можно и без своей сигареты заходить. Пять минут подышишь, выхлопом от курящих и никотин из задницы капать начнет. Он там даже по стенам ручейками стекает.
Закупаем конфеты, зубные пасты, шампуни, мыло и прочие полезные мелочи. В дополнение ко всему, я всегда брал кальку для альбомов, фломастеры, карандаши, краски и прочее, что могло пригодиться для рисования и изготовления всевозможных поделок из дерева, бумаги и фанеры. Я был ответственным за выпуск боевых листков и стенгазет.
Главное, не забыть магнитофон и взять побольше кассет, со свежими записями. Иначе труба?! Без хорошей музыки и гитары на корабле никак нельзя! Вдобавок ко всему, я накупил апельсинов, лимонов, яблок, хотелось витамины получать из натуральных продуктов. В походе не прикасался к ним недели две, все берег на будущее. А когда захотелось отведать свеженьких фруктов, в предвкушении открыл коробку, и все желание улетучилось, от моих витаминов остались страшные, сморщенные сухофрукты. Которые пришлось выбросить. Работающие судовые механизмы и аппаратура, буквально вытянули из них всю влагу.
В одном из походов, находясь в центральной Атлантике, приходилось вывешивать в отсеках влажные простыни, чтобы как-то нормально дышать и не высохнуть самим. Особенно от недостатка влаги страдали корабельные тараканы. Коих у нас всегда было в достатке.
Стоит только побрызгать водой на палубу, как они тут же появляются, шевеля длинными усищами – локаторами, безошибочно находят капельки воды и с жадностью выпивают, непомерно раздуваясь. После чего мы нападали на них из засады и давили, они довольно забавно и громко лопались. Подобным образом мы разгоняли грусть, тоску и однообразие.
Иногда экспериментировали, вместо воды разбрызгивали белое вино, некоторые не отказывались, с удовольствием вылизывали капли насухо! После чего, частично потеряв курсовую устойчивость и ориентацию, не пугаясь людей, размахивая усами, беспорядочно бегали по палубе отсека. Таких гурманов и смельчаков мы отпускали, рука не поднималась на собратьев наших меньших, по выпивке. Поскольку веселого досуга под водой было не много, подобные развлечения нас хоть как-то веселили и скрашивали наши серые, однообразные, подводные будни!
Сбор личного состава на корабле, на «ввод реактора» и выход в море, всегда назначался на поздний вечер, а для нас и 23 часа еще не ночь? Мы люди привычные поздно спать ложиться, а, скорее всего по ночам не спать вовсе.
Олег Васильевич, командир наш, человек, несомненно, особенный, но у него тоже есть большая и дружная семья, он как все мы, из плоти и крови. Поэтому всегда давал возможность офицерам и мичманам, провести как можно больше времени в кругу семьи, своих близких, друзей и подруг. И это время мы использовали всегда по полной программе.
Холостяки, да и свободные женатики, собирались обычно на Бессонова 14, в спартанских, маленьких комнатушках. Большими, веселыми и дружными компаниями, и начинали гуливанить по-черному, так было и перед этим походом. Ничто и никому, а главное ничего плохого не предвещало. Пили как обычно много и всякого разного, гуляли весело, но, к сожалению не так долго, как бы нам всем хотелось. Что характерно, в каком бы состоянии мы не находились, никто не мог позволить себе опоздать на лодку перед автономкой. Все прибывали в строго назначенное время, независимо от состояния-нестояния, погодных, природных, личных, семейных и прочих катаклизмов! Это было непозволительно никому, даже командиру!
Картина эта, до сих пор стоит перед глазами. В базе ночь. База дремлет. База мирно засыпает. На улице небольшой морозец, градусов эдак, двадцать пять. Такой же легкий, игривый, порывистый ветер, метров двадцать в секунду. Кругом горы свеженаметенного снега и тишина!
Как вдруг внезапно, как по команде, нарушая покой засыпающих домов, шумно и разгульно, не выходят, а просто вываливаются из подъездов, разгоряченные люди в черном. Праздника нет, а все веселые, какие-то беззаботные, и не просто хмельные, а пьяные до безобразия! Шинели нараспашку, шапки набекрень, мороз и ветер с вьюгой нипочем, душа в море просится! Да и не просится она в море вовсе, если честно, но идти все же надо?!
Вокруг бегают и испуганно лают, разбуженные блудные гремиханские собаки, всяких разных пород и мастей, коих наплодилось в поселке, огромное количество.
Небольшими группами и парами, страхуя, и поддерживая друг друга, идут галсами, не имеющие возраста мичманюги и офицеры разных рангов и должностей. Как по команде падают, подбивая ноги, друг друга, матерясь и роняя свой скарб небогатый. Возятся на скользком снегу, собирая вывалившиеся из сумок вещи.
Поднимаются, отряхивая, друг друга, смеются, но упорно идут и волочат дальше сумки и чемоданы по снегу. Кто с музыкой, кто идет и песнями, а кто тащится одиноко и просто тупо молчит, наедине со своими мыслями.
Бредут бедолаги, с сопок вниз, подпираемые встречным ветром с моря, как треугольники под 45-ть градусов. И когда порыв ветра резко прекращается, невольно падают лицом в снег. Проклиная все на свете, с трудом поднимаются, но упорно следуют к месту назначения. И снова падают, но, поднимаясь, идут на подлодку - чертяки полосатые!
В поселке все знают, что чей-то очередной экипаж, сегодня уходит в автономку. Относятся к подобному беспокойству с пониманием, и даже с определенным сочувствием. А кто ее знает???
Ответственность и точность, уважение и порядочность – эти качества, полученные, проверенные и отточенные на флоте, остаются у людей на всю жизнь. По крайней мере, у большинства бывших моряков, хотя бывших моряков, как известно, не бывает.
Общаясь с людьми, в разное время служившими на флоте, не имеет значения, где и кем? Ни один человек никогда не жаловался на нелегкую морскую службу, и не жалел о времени и годах своей молодости отданных флоту. Это время не прошло бесследно и бесполезно, флотская служба и крепкая дружба, не забывается никогда!
Моряки не опаздывают, они просто всегда приходят раньше – это и мой девиз по жизни! Лучше заблаговременно прийти и подождать, нежели спешить, торопиться и все равно, как правило, опоздать.
К назначенному времени весь экипаж был построен на пирсе. Никто в очередной раз, не подвел своего командира. Мы были единым целым, - спаянным экипажем!
Спустившись в лодку, переодевшись, заняв места на боевых постах, люди преображаются буквально на глазах. Километровая дорога с нагрузкой, пусть без боевого снаряжения, но все же с вещами, мороз и свежий воздух, хорошенько хмель из голов повыгнали.
Мобилизация организма большей частью происходит от личной ответственности и, несомненно, от профессионализма и мастерства. Никто не сбивается, работая с техникой и аппаратурой, ничего лишнего в действиях и манипуляциях, доклады с боевых постов поступают четкие и ясные, без какого либо намека на недавнее состояние.
Достойны уважения и подражания! С реакторами полный порядок, запустились, «кипятят водичку самовары», электрики отключают ненужное теперь уже, береговое питание, складывая кабеля на корне пирса. Швартовые команды также, готовятся к выходу на свежий воздух. Торпедисты на нос, ракетчики через ракетную палубу на корму. Командир уже наверху в рубке, на капитанском мостике, суетится боцман, протирает сухой ветошью стекло гирокомпаса и «кочерыжку штурвала».
Замполит наш, добрейшей души человек, капраз Носач Владимир Ефимович, которого уважали все безмерно, молча стоит рядом с командиром, задумчиво вглядываясь в темную даль, где на сопках спит база, а в некоторых домах все еще горит свет.
Семьи моряков не будут спать еще долго, своими светлыми окнами они дают понять, что они, словно маяки, подают сигналы своим дорогим скитальцам, обещая проводить в море и достойно дождаться возвращения домой, живыми и невредимыми, в свою базу,- нашу суровую и неустроенную, но очень уж желанную Гремиху! За 11 лет службы командиром ПЛ, подчиненные Олега Васильевича, ни разу не допустили малейшей ошибки при выводе атомного реактора на требуемую, заданную мощность. Снятия со швартовов, маневров при прохождении узкости, выхода в открытое море и при погружениях. Сложных, совместных тактических учениях, ракетных и торпедных стрельбах.
А это всегда очень сложные, зачастую опасные в техническом, навигационном плане, мероприятия и маневры. Под водой любое действие, совершаемое командой, таит в себе определенный риск и зачастую связано с опасностью.
На подлодке, никогда не должно происходить даже маленьких ошибок, следствием которых, являются большие трагедии.
Не зря говорят на флоте, что устав корабельной службы, написан кровью погибших моряков. Мы все знали и понимали, что это не пустые слова!
Объявлена тревога: «по местам стоять со швартовов сниматься!» Жду Вадика Ирчака, у него есть своя добрая традиция, выпивать кружку 22-х градусной «кэсэушки» перед выходом на мороз, да и просто перед выходом с корабля, и с приходом на корабль. Не забыл, прибежал. Закрыв дверь в выгородку холодильных машин, подаю ему кружку полную до краев, неприятного на вкус напитка.
Пьет Вадюха «кэсэуху» медленно и аппетитно, словно коньяк пятизвездочный. Выдохнул, душевно крякнув, встал со словами, - Вовчик пошли швартоваться. Хватит в своем баре загорать, пора на воздух. И почему, ты до сих пор еще не одетый?
На ходу набрасываю старый, дырявый и промасленный ватник, в нем, наверное, не один мичман до пенсии дослужился. Мне он достался по наследству, вместе с выгородкой холодильных машин, и изрядно подвыпитыми емкостями с раствором КСО.
В нашей стране, в такой жуткой, ни хрена негреющей и до безобразия страшной универсальной одежке, ходят как не странно, и герои-подводники, и злодеи-«каторжане».
У шапки опускаю уши и наглухо завязываю на подбородке. Прихватываю такие же грязные и драные брезентовые рукавицы. Вид у швартовщиков получается грозный, практически пиратский, мало напоминающий моряков в парадном обмундировании.
В таком страшном виде, нас надо было чаше показывать американским подводникам, мы бы их давно раздавили, и, скорее всего не физически, а большей частью психологически!
Как любил говаривать, замполит Школы Техников г.Северодвинска, капитан 2 ранга Строков. Если бы американцы знали, каких орлов-подводников мы готовим нашему флоту, они бы давно,- нам объявили войну! Он так шутил, когда у него было хорошее настроение. Даже странно, что он смог дослужиться до пенсии.
В то строгое время, такую шутку могли не совсем правильно понять и истолковать?
Хотя доля правды в этом конечно была. Прибыв на подлодку, тебе сразу говорят, - забудь все то, чему тебя учили в учебке, школе – техников и даже в военно-морском училище. И пока с носа до кормы на своем брюхе не проползешь весь корабль, набьешь не один десяток кровяных шишек на голове, и не сдашь на допуск к самостоятельному управлению боевым постом, ты «никто и звать тебя никак»! Через эту процедуру проходят все без исключения.
Выходим всем составом БЧ-2 на ракетную палубу.
Коренастый и плотный, Саша Васильев, всех подгоняет своим корпусом. На верху веселуха. Холодно жутко, ветер пронизывает насквозь, роба тонюсенькая, не греет нихрена, яйца звенят под порывами ветра как колокольчики. Палуба узкая, резина, покрытая коркой льда очень скользкая, а упрямый, порывистый ветер, так и норовит зараза, сбросить тебя за борт.
С горбатой ракетной палубы, соскальзываем на корму, как на коньках. Начинаем работать и понемногу разогреваться, разматывая с кнехт, и тягая тяжелые швартовые концы.
Швартовкой как всегда, командует старшина команды управления старший мичман Александр Савельев, здоровяк и добряк из Ивановской области. Сбрасываем с кнехт, дополнительный, толстенный, синтетический канат. Им всегда привязываеся для пущей надежности, зная капризы Гремиханской погоды.
Освобождаем кнехты поочередно, от стальных тросов. Матросы уже сидят под легким корпусом на вьюшках. Труднее всего приходится Аветисяну, во-первых, он как всегда наелся в одну ряшку, а во-вторых, тесно ему в скрюченном состоянии, с его-то ростом, наматывать неподатливые, упрямые тросы. Подаем тросы всегда внатяг, для более плотной укладки. Они крутят и пыхтят, наматывая непослушную сталюку. Чертыхаясь и матерясь вовсю ивановскую! Разогрелись быстро. Тросы намотаны, скрюченному Аветисяну, помогли выбраться наружу. Люки закрыли, кнехты провернули и убрали.
Для порядка дернули спасательный буй. Сидит на месте крепко. Порядок на палубе.
Построились, начинаем замерзать, ежимся от колючего ветра, ждем дальнейших указаний. На палубе мы уже находимся, чисто номинально, больше по традиции, пока лодка не отойдет полностью от пирса. Так, на всякий пожарный случай! Слышно, как командир громко отдает команды, как всегда матерится, боцман Юра Кочергин уже привык, он спокойно держится за свою «кочергу» штурвала, правильно реагируя на выпады командира, дублируя все команды, опуская при всем этом, всю нелитературную и совсем уж, не навигационную лексику.
Лодка как большой дремлющий организм, начинает оживать, пошла первая легкая дрожь по корпусу, появились буруны между нами и пирсом, ощутимо затрясло, дали задний ход. Поехали! Аккуратно и красиво, как небольшая, легкая яхта, подлодка красиво отходит от пирса. Пошла «ушастая» на разворот. А ведь такой тяжелой и довольно длинной махиной, управлять не совсем легко и просто, как может показаться со стороны.
На верху мы больше без надобности. По команде старшего, дружно покидаем палубу, на минуту задерживаемся в низу рубки, курящие хотят на свежем воздухе напоследок затянуться. Смешав в своих легких сигаретный дым с приятным морским, морозным воздухом.
На мостике, снова слышен громкий командирский голос, команды сейчас, предназначены и механику, и штурману и верхнему вахтенному офицеру, а в основном, конечно же, рулевому, то бишь боцману.
И вновь проскакивают не совсем командные слова, но как не странно они имеют такое же действие, если не лучшее. На флоте - как на флоте! "Из-под винтов бурлит вода, клокочет.
Лишь пенный след, напомнит обо мне.
Атомоход, на службу, в ночь уходит.
Железным панцирем, сжимая в глубине"… На малом ходу идем по базовому рейду, по тревоге «по местам стоять узкость проходить!» Аккуратно минули узкость. Выходим в открытое море, лодку начинает плавно, но довольно ощутимо раскачивать.
В силу своей конструктивной особенности, качка внутри лодки всегда, получается, через чур, муторной, противной и непонятной. И бортовой, и килевой одновременно. Это всегда напрягает, и приносит определенные неудобства некоторым членам экипажа.
При длительных переходах в надводном положении, заблеванными оказываются не только все гальюны, но и немногочисленные раковины. Все передвигаются по отсекам как зомби, медленно, с вытянутыми руками, качаясь по сторонам, с бледно-зелеными измученными лицами. Либо просто лежат в каютах и просят старпома их не трогать, а дать спокойно умереть. Мы подводники, в большинстве своем, люди к качке не приспособленные?!
Свирепые и непокорные пенные волны, ударяясь о нос лодки, поднимают высокие мелкие брызги, окатывая ими рубку и весь капитанский мостик, с находящимися там командиром и его помощниками.
Горько-соленые капли, превращаются в сплошные ручейки, которые струйками стекают по канадкам и сосредоточенным лицам подводников.
Со стороны может показаться, что там, на мостике находятся, какие-то особенные люди. Что они не чувствуют жуткого холода, в своей хлипкой, промокшей насквозь одежде, не обращают внимания на сильный, свистящий в трепещущемся и вызубрившемся флаге ветер. На стоящую впереди, плотную и непроглядную, туманную пелену из мелких морских брызг. И на огромную ответственность за боевой корабль и весь экипаж.
Нет! Нет! И еще раз нет! Им там наверху сейчас действительно очень холодно и некомфортно, волнительно и тревожно. Ведь это обычные люди, но они, - настоящие, мужчины, мужественные и отважные!
Подводники, по сути, герои, но они об этом не знают?
Они для себя, выбрали такую нелегкую, но почетную профессию, - Родину защищать!
Справа впереди моргает маяком Святой Нос, но вскоре и он, остается позади, за нашим пенистым и светло-бирюзовым, кильватерным следом. Командир, последним покидает капитанский мостик. Задраивает верхний рубочный люк и спускается в центральный пост. Откуда продолжает командование подлодкой.
Внезапно тишину отсеков, разрывает сигнал тревоги: «по местам стоять! к погружению!» Мы мест своих и не покидали, до погружения все находятся на боевых постах неотлучно. "По тревоге проходим, нашу добрую «узкость».
Святой Нос как рукой, провожает нас вдаль,
А потом маяком, улыбнется и с грустью,
Он моргнет своим глазом, обещая нас ждать!
По команде: «задраить, верхний рубочный люк!»
«Перейти на таблицу, по подводному ходу!»
На спокойном лице – жилка вздрогнула вдруг?
Вытесняется воздух, мы уходим под воду". ПОГРУЖЕНИЕ.
Открылись клапана вентиляции, зашумел вытесняемый воздух, заиграла бульканьем, быстро поступающая в цистерны главного балласта, забортная вода. С небольшим дифферентом на нос, подлодка, постепенно начинает погружение в темную, холодную и страшную глубину. На первых десятках метров, находясь под водой, следует команда: «осмотреться в отсеках!» У кого в заведовании есть, кингстоны, клапана вентиляции и прочие устройства, имеющие забортные отверстия, проверяем их самым тщательным образом. Это наша общая безопасность.
На глубине 50 метров погружение заканчиваем, объявляется отбой тревоги, смена заступает на обычную подводную вахту. Начинаются первые, самые трудные, подводные будни.
Психология так человеческая устроена, что разлука с близкими и родными, удаленность от земли, смена привычного образа жизни, замкнутый объем с ограничением в передвижении. Немыслимо тяжелый газовый состав воздуха, и многое, многое другое, включают в людях непроизвольные блокировки на молчание. Первые две недели, лучше никого не трогать и не задевать, о приколах вообще не может быть и речи.
В очередной раз притираемся, друг к другу, сменив привычный, земной образ жизни,- на стальной, замкнутый объем, шумную тесноту отсеков, искусственный и невкусный воздух, а главное, что никто и никогда не мог дать никакой гарантии, что мы вернемся из похода без происшествий.
Но тогда мы просто об этом и не задумывались. Мы делали свою обычную повседневную работу,- мы защищали свою Родину! Свой Союз! Для многих сейчас это звучит чересчур пафосно, отчасти неискренне и неправдоподобно. Тогда же это не обсуждалось вообще? Никто не мог даже думать по-другому в принципе. Постоянно проводилась мощная идеологическая подготовка.
Моральный настрой, на победу над потенциальным врагом, чувствовался всегда и везде. И мы в это верили! И этим гордились, что живем в сильной стране! Была уверенность в завтрашнем дне. О нас подводниках, государство заботилось!
А по сему, дабы народ не мучился думками личными, каждую смену, в течение всего дня, устраиваются учебные тревоги и всевозможные отработки по борьбе за живучесть ПЛ. Проводятся занятия по боевой и как говорится политической подготовке. Изучение материальной части и заведования, регламентные проверки приборов, проворачивание систем и механизмов.
Это в принципе, было нужно нам самим. Во-первых:- за три месяца отпуска и безмятежного отдыха, многое забывается и притупляется, а во-вторых: – когда тебе не дают никакой возможности расслабиться и думать о чем-то другом, легче переносится расставание с большим миром, хотя вода мир куда больший. Ну, да, ладно! Все поняли, что я имел ввиду?
И в томительных буднях,- да и праздники тоже,
Вахту, женщину нашу, мы с любовью несем.
И она отвечает, нам взаимностью строгой,
Ровным шумом турбин, и товарищей сном!..
В таком напряженном ритме экипаж живет две – три недели, потом переходим в тихое русло подводного течения. Тревоги остаются, но только необходимые. Два раза в сутки, всплываем на перископную глубину, на сеанс связи и определение места. Ночью определяемся по звездам, днем соответственно, по главному светилу - солнцу.
За время непродолжительного сеанса выдвигаем ПВП, (подачу воздуха под водой), включается система вентиляции подлодки. Когда находишься на земле, запах воздуха не ощущается, здесь же он разливается по отсекам, такими насыщенными и богатыми по составу ароматами, что просто голова начинает кружиться от кислородного отравления.
Он пахнет йодом, водорослями, рыбой - именно живым морем! Все стараются прильнуть, к приточным лючкам вентиляции, надышаться и насытиться, хотя бы немного, свежим и вкусным воздухом! ПОДВОДНЫЕ БУДНИ.
Жизнь идет по распорядку, в субботу большая приборка, девизы подводника: «Пришел на лодку берись за сметку! Знай, без веника и мыла, служба кажется унылой! Приборка лучшая работа, на благо Северного флота»! Во всех отсеках и выгородках, играет музыка, все приборы и палуба в пене, крючками выгребаем из труднодоступных мест большие пуки свалявшейся пыли. Парадокс, не правда ли? Находимся в море, под водой, а пыли полно везде. На этот вопрос никто не мог ответить?
К чистоте у нас особое отношение. Мыльная пена, отлично растворяет черные полосы от тапочек, оставленные на красно-коричневом линолеуме. После чего палуба натирается использованной майкой «разухой» до зеркального блеска.
И когда Олег Васильевич идет на ужин, в офицерскую кают-компанию. Открыв переборочную дверь, игриво прищурится от начищенной, блестящей палубы. Проходя по отсеку, похлопает по плечу, с улыбкой отпустит шутку, что, мол, сильно палуба блестит, - ослепнуть можно! Капитану приятно всегда, когда вокруг идеальная чистота на его судне!
После приборки, две свободные смены, собираются в столовой личного состава, на просмотр кинофильмов, которые к концу похода знаем уже наизусть. Иногда, звук вырубали и сами комментировали сюжеты картины.
Затем по распорядку ужин, не менее приятное мероприятие. По выходным, всегда на камбузе что-нибудь вкусненькое готовили и подавали, помимо сухого вина, разумеется. Кормили нас, как говорится наубой. Котлеты были по размеру, больше тарелки, мы их шутливо называли подошвы.
А вот, по четвергам, в столовой личного состава, свободные от вахты офицеры, мичманы и матросы, одетые в разукрашенные разухи, под веселую музыку лепили вкуснейшие, домашние пельмени. До 3000 штук бывало, стряпали.
Это была, наша добрая и старая экипажная традиция!
На дни рождения, коки пекли для именинников невзрачные и несложные торты. Но они казались нам тогда, самыми вкусными и красивыми. Было очень трогательно и по-человечески приятно. И матросу, и мичману, и офицеру, получить торт из рук замполита, находясь под водой, в свой день рождения! Это уважение и внимание дорогого для нас тогда стоило!
Проводились соревнования по игре в шахматы и домино. Устраивали музыкальные конкурсы и викторины. Соревновались боевыми частями, отрабатывая мероприятия по борьбе за живучесть. Кто быстрее оденется в СГП -60 (спасательный гидрокомбинезон подводника), включится в ИДА-59 (изолирующий дыхательный аппарат), положение воздух.
И группами по три человека, нужно быстро и главное правильно установить раздвижной упор, в указанное место. Для большего экстрима и усложнения задачи, отключается освещение. Аварийный свет - слабенький помощник, приходилось действовать практически на ощупь.
Самое главное, отработанность, слаженность и согласованность в действиях каждого, всегда приносили победу всей команде! Благодарность за подобные соревнования хранится и у меня в альбоме с фотографиями.
Выпускались от каждой боевой части стенгазеты, боевые листки. Было временами очень даже весело и интересно, подводные однообразные будни, проходили быстрее. Приближая нас к окончанию похода. Долгожданной встрече землей и солнцем, с родными и близкими!
Количество суток нахождения в походе, перевалило далеко уже за середину. Каждый из нас начинал строить планы, на предстоящий отпуск. Куда поехать и где отдохнуть.
В какой санаторий поедем, конечно, еще не знали, но морально готовились к веселому отдыху.
Прикидывали, сколько получим «бонов», за количество суток проведенных под водой. «Боны», - это аналог «чеков-сертификатов», которые выдавались гражданским, работающим за границей. Только на наши морские денежки, мы отоваривались в «Альбатросах»,- спецмагазинах для моряков, находящихся в крупных портовых городах. В этих магазинах было все только фирменное и оригинальное.
Если духи, то, несомненно, Франция, ежели спортивный костюм «Адидас», то однозначно Западная Германия. Магнитофоны, видики, кассеты, безусловно,- Япония, сигареты в основном были американские. И так во всем. Ни о каком Китае, тогда не могло быть и речи. Ассортимент товаров был большой, но иногда за недорогими и интересными вещами все же выстраивалась очередь. В то время без очередей невозможно было обойтись?!
Мы ощущали себя достаточно обеспеченными и уважаемыми людьми в тогдашнем советском обществе! СТОЛКНОВЕНИЕ С АЙСБЕРГОМ.
19 мая, день был совершенно обычный, рабочий и близился к завершению. Скорость лодки была небольшой, около 4 узлов, глубина погружения достигала 50-ти метров. Боевое дежурство проходило в нейтральных водах, на границе Баренцева и Карского морей. И мы, знали, что находимся в районе, где на поверхности воды много крупного битого льда и встречаются большие айсберги. Данные по ледовой обстановке, находящихся по нашему курсу айсбергов, мы получаем два раза в сутки из штаба ВМФ, через спутники на сеансах связи.
И если на заданном курсе подводной лодки, мог появиться подгоняемый течением и ветром айсберг, командир принимал решение изменить курс и спокойно разойтись с вероятной опасностью.
Как известно, айсберги не издают никаких вибраций и не излучают шумов, которые может услышать акустик. А сбегающие от таяния льда ручейки, в общем шуме моря, не в силах распознать даже самый лучший и опытный слухач, такой как Витек Брежнев и Коля Жуков. Для нас подобный, сложный поход был не первый.
Однажды, когда мы находились под сплошным полярным льдом, в районе Гренландии, и искали полынью, для всплытия на сеанс связи и определения места. Тогда нам повезло, мы ударились ограждением рубки о большую сосульку либо льдину. Контакт был довольно ощутимый. Но повреждения получили незначительные, вмятины на верхней части рубки, выбитые стекла. Горизонтальные рубочные рули не пострадали.
Нам тогда, можно сказать повезло?!
В офицерской кают-компании и столовой личного состава, закончился вечерний чай. Это такое приятное мероприятие с печеньем, медом и творогом, перед сном у второй и третьей смены, и перед заступлением на вахту первой. Экипаж готовился отойти ко сну.
Все по отсекам ходили уже в «разухах», можно сказать в нижнем подводном белье, купались, чистили зубы, в общем, чистоплотные моряки, занимались обычным делом,- вечерним туалетом.
Умывшись, побрившись и освежившись приятным, фирменным лосьоном, я включил перед сном легкую музыку, от маэстро Фаусто Папетти и одел наушники. Удобно улегся, укрывшись разовой, но стираной для мягкости простыней на импровизированном матрасе из теплого водолазного белья. В своей тесноватой, но «персональной каюте», - боевом посту под номером сорок. БП-40. В нашем знаменитом «корабельном баре».
И уже через несколько минут мою приятную и сладкую дремоту нарушил внезапный, страшной силы удар. Меня буквально подбросило, со всем моим лежаком. Наушники соскочили, магнитофон упал, грохнувшись о компрессор, и замолчал. Я вскочил как ошпаренный крутым кипятком, и в одних трусах, босиком, выскочил из выгородки на центральную палубу 4 отсека.
Время было примерно 23 часа 14 минут, когда произошло столкновение подлодки с чем-то очень большим. С кем или чем столкнулись, и что все же произошло, не понял сначала никто? Для всех это был просто шок!
Мы получили сильнейший удар, обо что-то очень большое и твердое носовой частью. Лодку тряхнуло так, что десять тысяч тонн метала, загудело и зазвенело как камертон. Такую огромную махину, бросило из стороны в сторону и закачало как щепку.
Послышался жуткий, душераздирающий скрежет рвущегося металла нашей подлодки по правому борту. Неприятный и довольно колючий холодок пробежал по всему телу. Это был, наверное, самый обычный человеческий страх, но отнюдь не паника.
В момент столкновения, командир находился в центральном посту. Прозвучала команда: - «стоп турбина!»
Лодка без хода, накренилась на левый борт. И с дифферентом на нос, нас медленно начало затягивать в глубину. Все на секунду застыли в оцепенении. Но в тот же миг, тишину буквально разорвали частые и страшные для нас, - сигналы аварийной тревоги! Кто, в чем был одет, стремглав бросились по своим отсекам к боевым постам.
К счастью, за мою службу, это была первая аварийная тревога, и страшно было, не только мне одному. Замполит, Владимир Ефимович, - пятидесятилетний ветеран, небольшого роста, но довольно полного телосложения, пробежал мимо меня в 4-м отсеке, обогнав кого-то из молодых офицеров. Таких забегов с препятствиями, я никогда не видел, ни на одних тренировках и учениях!
За считанные секунды, все были на своих боевых постах. За последним пробежавшим из жилого 5 отсека, в носовую часть, я закрыл переборочную дверь и до упора задраил кремальеру. Бросился в свою выгородку холодильных машин БП-40. Быстро надев брюки и майку, с трудом пробравшись к клапану подачи забортной воды, лег на него как на любимую и желанную женщину. Прижавшись щекой и ухом к промасленному, мокрому и ледяному металлическому корпусу.
Я не чувствовал холода в испачканной и промокшей майке, и зубы стучали по корпусу клапана скорее всего уже не от страха, а больше от неопределенности, что же все таки с нами произошло? И что же нас ждет впереди?
Перед глазами, как на старой кинопленке, резко перескакивая с кадра на кадр. Быстро сменяя различные, несвязные между собой сюжеты, пролетало беззаботное, босоногое, деревенское детство. Веселая, бесшабашная юность. Там я был счастливым и беззаботным.
А где-то в самом верхнем и дальнем уголке моего вибрирующего на грани сознания, неожиданно появлялось и плавно растворялось грустное лицо матери. А мне и сейчас еще только 23 года,- совсем еще пацан, по большому счету, и не жил-то совсем? У меня даже девушки не было постоянной, не то, чтобы любимой?!
Через ледяной корпус клапана было отчетливо слышно, как все громче и громче со скрежетом, рвется наружная обшивка легкого корпуса лодки, приближаясь к 4-му отсеку, а значит и ко мне?!
Последовала команда из центрального поста,- «осмотреться в отсеках, контролировать забортные отверстия!» Я доложил, по «каштану» БЧ-2, – что на БП-40 замечаний нет, поступления забортной воды не обнаружено!
Ко мне в выгородку забежал командир отсека, капитан лейтенант Близнец со словами, - ну что у тебя, как клапан? А я, отлипнуть не могу от своей железяки. У меня все в порядке! Ответил я.
На мой вопрос, что с нами произошло? Он бросил коротко, – АЙСБЕРГ!
Объявили,- глубина 70 метров. Лодка продолжала произвольное погружение. Скрежет металла приближался и становился громче. На глубине 75 метров, он достиг 4-го отсека.
Я отскочил от прочного корпуса, и сел на порог открытой двери, поближе к своему спасательному снаряжению.
Сидя на пороге и задумчиво раскачиваясь в такт вибрации, я почему-то невольно, обнял колени руками и положив на них свою голову. Мыслей уже не было никаких. Я просто монотонно, как метроном, раскачивался, смотрел в одну точку, и что-то нечленораздельное, напевал себе под нос.
По мере приближения к середине лодки, усилилась вибрация корпуса, сопровождаемая громким скрежетом металла. Медленно и монотонно, лодка, притертая льдом проваливалась в глубину, все дальше и дальше, с ощутимым дифферентом на нос.
Хруст, треск и скрежет прошли рядом со мной, с легкостью распарывая стальное тело нашей «мурены» и затихая, по мере удаления, шум пошел дальше в корму. Было не совсем понятно, как обычный лед может так легко разрывать прочную, маломагнитную сталь лодки?
Ощущение безысходности и беспомощности, эмоции и сумбур, творившийся тогда в моей голове, тревогу и сильное волнение в сердце, передать на бумаге целиком и полностью невозможно, как бы я не пытался это сделать сейчас!
Команды «осмотреться в отсеках!» и ответные доклады с боевых постов, проходили еще несколько раз. К счастью, у нашего «Титаника» двойной корпус и второй более прочный и мощный.
Нас, разрывая, продолжало затягивать под кромку айсберга в глубину, однако в районе 5-го отсека, страшный скрежет начал затихать и внезапно прекратился.
Что происходило в центральном посту, мне, конечно, было не известно. Но я думаю, что весь экипаж был уверен в своем командире. Мы знали, что все обойдется, и мы вырвемся из ледяных лап айсберга. Однако произвольное погружение под айсберг, разорванной и измученной лодки продолжалось, глубина достигла уже 90 метров.
На время почему-то ни разу не догадался посмотреть. На глубине 95 метров, лодка ударилась о лед уже кормой. Создалось впечатление, что она встрепенулась, колыхнувшись с борта на борт, и провалившись на глубину 110 метров, освободилась от айсберга. Дифферент начал выравниваться, лодка получила долгожданную свободу.
Заработали турбины и, набирая скорость, мы начали удаляться от опасного места подальше. Неужели все закончилось?
Часы показывали 23:30. Во власти айсберга мы находились всего лишь пятнадцать минут. Но для меня тогда, сложилось впечатление, что в безысходности и томительных ожиданиях, прошла целая вечность?!
Люди зашевелились, ожили, открыли дверь, и вышли, «вычислители альфисты». Алексей Кривчиков, Толик Мальнев и Юра Славиков. Ракетчики наши,- Реннике Кирилл, два Александра, Васильев и Савельев с нижней палубы поднялись к нам на среднюю, немного пообщались между собой, о случившемся, отпустило.
С «чердака», улыбаясь, во все свои усы, спустился Вадик со словами, пойдем, что ли выпьем за спасение утопающих!
Мы действительно зашли ко мне в выгородку и в полном молчании, выпили по две полные кружки «кэсэухи», но хмель как не странно не зацепил вообще? Вот только внутреннее напряжение и тревога, начали заметно спадать, кажется, даже дышать стало легче и свободнее.
Пронесло, одним словом! Живем братцы! "Айсберг телом холодным, смог подлодку обнять.
И обвил словно спрут, зажимая в тиски.
Его хищную страсть, нам несложно понять,
В глубину затянуть, и порвать на куски".
Минут через двадцать, центральный пост объявил очередную тревогу: «по местам стоять к всплытию!» Затрещали перемычки, четыреста атмосфер сжатого воздуха устремились в цистерны главного балласта, лодка с небольшим дифферентом на корму, начала всплытие. Подышать и покурить никого не выпустили. Все оставались на своих постах. Наверх, для осмотра корпуса вышли, только комсостав и механики.
Айсберг – злополучный, сфотографировал мичман Саша Рогонов. Огромной оказалась «ледышка», даже издалека, его малая надводная часть выглядела как девятиэтажный дом. На сколько метров он уходил в глубину, лучше и не гадать? На наше счастье, мы врезались, в его край и нас не затянуло под него дальше. Откуда возврата уже не бывает?! С палубы, повреждения легкого корпуса определить было сложно, явно были видны только вывороченные, защитные крышки – щиты, двух торпедных аппаратов с правого борта. И смятый обтекатель гидроакустических антенн. Более точный и детальный осмотр корабля, и возможно ремонт, нам предстояло провести, скорее всего, в плавучем ДОКе, города Полярный, по возвращению из похода.
Фотографии айсберга, по определенным причинам, тиражировать запретили, но всем показали на политзанятиях.
«Нигде нет такого равенства и братства,
как у моряков - подводников, где-либо все
побеждают, либо погибают».
М.И.Гаджиев
Автономку мы отходили полностью, но, данное происшествие, конечно же, ощутимо, омрачило и подпортило всем настроение. У многих рушились планы на летний отпуск. Но это просто незначительные мелочи, по сравнению с тем, через, что предстояло пройти нашему командиру.
Олег Васильевич, предчувствуя, предстоящие проверки и расследования причин трагедии, высокими чинами от «главного флота», стал менее разговорчив, выглядел осунувшимся и уставшим. Глаза выдавали его переживания и внутренне напряжение.
Это отразилось и на всем экипаже вцелом. Складывалось впечатление, что люди не радуются окончанию похода, разговаривать действительно не хотелось, не возникало никакого желания шутить и прикалываться. Усталость просто раздавила нас всех в этом походе.
Ведь вместе с рвущимся металлом подлодки, наверное, рвались как струны, напряженные нервы живых людей, стонали и плакали наши тоскующие и измученные души! "Лодка, - островок России, жить не может без стихии,
Жить не может, без простора, и без глубины.
В ней закон, - или все живы, - или всем одна могила,
Перед смертью, - в лодке все равны. После дальнего похода, лодка в базу полным ходом,
Мчится как на «алых парусах»,
Чтобы отдохнуть немного, подышать земной природой.
Подтянуть стальные пояса"!
(слова из песни, подводника С. Иванова) ДОЛГОЖДАННОЕ ВСПЛЫТИЕ.
И все же, наступает просветление, настроение приподнимается, подходим к дому! Вот и долгожданная, самая любимая для всех подводников команда: «по местам стоять к всплытию!» Пошел ВВД (воздух высокого давления) по цистернам, зловеще и страшно треща в перемычках. Загудело в отсеках, зашумело за бортом. Уходит, вытесняемая мощным напором воздуха вода, плавно и спокойно, всплываем на поверхность.
Приятно покачивает. За бортом практически уже лето. Хочется прыгать и визжать от радости, как щенку перед прогулкой. Растекаясь йодом, по отсекам, пошел свежий морской, и снова повторюсь - вкусный воздух! Застучало в висках, учащенно забилось сердце.
Все свободные от вахты, надев пилотки, забили всю центральную палубу четвертого и третьего отсеков, создав настоящую, плотную очередь. Имея огромнейшее желание выйти на свет божий! Естественно, только, после командира!
Шустро взлетаю по трапу наверх. Вот уже и боевая рубка с перископом, а вот и свобода! На срезе рубочного люка глаза невольно закрываются сами, создается такое ощущение, словно вышел из подвала. Слезы текут по всему лицу, как весенние ручьи. Я их, размазываю рукавом робы, по всему счастливому своему лицу, а они все продолжают бежать по округлившимся, за автономку щекам. И пока глаза сами не привыкнут к солнечному свету, - вытирать их просто бесполезно. В такие минуты начинаешь ценить буквально все!
Оказывается, как прекрасна жизнь! С привычным для всех, но таким необыкновенно ярким и теплым солнцем, с живым, имеющим всевозможные запахи воздухом, на редкость спокойными волнами и ласковым, легким ветром. В такие моменты хочется любить все и всех! От свежего воздуха буквально идет кругом голова.
И вот уже на горизонте, показалась родимая нашему сердцу, - Гремиха!
Идем по рейду базы, стоим швартовой командой на корме, погода хорошая, лодка прокричала, своим незабываемым волнующим голосом, от которого всегда по телу невольно «пробегают мурашки!»
На пирсе встречает командование, но в этот раз, без оркестра, - как провинившихся, все скромно и по-тихому, без помпезности. Обычно экипаж встречали семьи на корне пирса.
Сегодня же, семей подводников не было видно нигде, их попросту, не пустили встречать своих скитальцев. Все встречающие, находились за колючей проволокой забора Санпропускника.
Складывалось впечатление, что мы вернулись в базу как прокаженные. Командованию, скорее всего, легче было бы, списать подлодку вместе с экипажем, нежели теперь разбираться и искать виновных в произошедшем ЧП!
Всем сразу стало ясно, что в столкновении подлодки с айсбергом обвинят только нас, а точнее нашего командира, капитана 1 ранга Ржанова Олега Васильевича.
ПЛАВДОК В ПОЛЯРНОМ.
Через неделю мы уже находились в плавучем ДОКе города Полярный, как и предполагали изначально? Зашли в камеру ДОКа сами, а швартовкой руководили местные работники.
Когда мощные насосы откачали воду из ДОКа, лодка твердо и точно стала на специальные прочные опоры-стапеля. Судоремонтники, установили высоченные, многоярусные сходни, для выхода экипажа, уже на их бетонную палубу, по большому счету ДОК считается плавучим сооружением, значит, у него есть палуба, пусть и бетонная, но все же?
Мы сразу же, ринулись вниз, всем нетерпелось поскорее посмотреть, что же с нами наделал обыкновенный лед?
Спустившись по очереди, практически всем экипажем, на бетонную палубу плавДОКа, мы долго стояли с открытыми от увиденного, малоприятного, зрелища ртами!
Нашему взору предстала удручающая, а, скорее всего, ужасающая картина, нашего растерзанного боевого крейсера. Довольно сильно, развороченный нос лодки ниже ватерлинии, с рваными вывернутыми крышками-щитами торпедных аппаратов. Смят и порван обтекатель гидролокатора, помяты и сорваны акустические антенны, державшиеся буквально на одних кабелях.
По правому борту, до середины лодки, рваными клочьями висела резина и стекловолокно, а под ней зияла длинная пробоина с разорванными и вогнутыми внутрь острыми краями. Довольно широкая в носовой части, и, сужаясь по мере удаления к середине.
Через пробоину, просматривался прочный корпус, измятые шпангоуты, всевозможные трубопроводы, баллоны ВВД и прочие обнажившиеся внутренности нашей «черной и горбатой мурены».
Было много всяких разных комиссий, штабных генералов и адмиралов, представителей завода изготовителя, проверяющих и контролирующих органов. Фотографировали, со всяких всевозможных точек и ракурсов, снимали на видео. Экипажу, делать фотоснимки, было запрещено категорически!
ВЕРДИКТ КОМИССИИ,-"ВИНОВЕН"!
По заключению комиссии, командира признали виновным в столкновения с айсбергом. Отстранили от должности. Обвинив его в самоуверенности и низком профессионализме. Зная, что в этом районе могут находиться айсберги с большой осадкой, он не давал команду на погружение более 50-ти метров. А может быть, именно это нас и спасло?
Отстранили от должности и перевели настоящего и отважного моряка – подводника, на службу береговую и спокойную, начальником учебного центра флотилии. Такому человеку, как Олег Васильевич, береговое спокойствие было самым большим наказанием, и своего рода унижением. Смириться и успокоиться он был просто не в силах, очень сильно переживал, заметно постарел, прибавилось морщин. Но не пал духом!
А ведь самое обидное было в том, что он как командир, не виноват в произошедшем, так как радиограмма из штаба, с предупреждением об айсберге по нашему курсу, пришла с большим опозданием. Об этом факте, вообще предпочли умолчать?
ГОРЬКАЯ СУДЬБА ПОДЛОДКИ К-475,И ФЛОТА В ЦЕЛОМ.
Подлодку отремонтировали ударными темпами, она продолжала ходить в море и успешно выполняла боевые задачи, но уже с другими командирами, вплоть до 1993 года. Затем она была выведена в резерв.
В 1995 году ПЛ исключили из боевого состава ВМФ и поставили на прикол.
В 1998 году ПЛ была отбуксирована в город Северодвинск на МП «Звездочка».
А в 1999 - 2000 годах, на языке моряков,- ее « пустили на иголки», или попросту уничтожили, на языке же больших чиновников,- произведена полная утилизация, на судостроительном и судоремонтном предприятии «Звездочка».
Для своих «благих целей», по уничтожению Русского флота, а в особенности боевых, стратегических подводных лодок. Америка выделяла в 90-х годах, очень большие свои «зеленые деньги». Совместно с нашими оборонными институтами, они придумали специальную мощную технику, собрали ее на судоремонтном предприятии «Звездочка». Утилизационная машина успешно покрошила, и нашу «букаху», да и многие другие, довольно добротные и надежные, боеспособные субмарины на мелкие кусочки.
Очередь уже дошла и до самых больших в мире подлодок «Акул», 941-х проектов. Всего их было выпушено шесть единиц в 80-е годы. Они являлись поистине, шедеврами отечественного кораблестроения. Попасть служить на «Акулу» считалось особой привилегией.
И пусть говорят, что она была слишком большой, чересчур шумной и неповоротливой, отчасти да, это верно, но, тем не менее, это было новейшее, надежное и довольно грозное оружие в наших руках. В большой военной игре с таким сильным козырем, всегда выйдешь победителем! Попросту, - сильный русский флот, всегда создавал определенные проблемы нашим вероятным противникам, во все времена, победить нас в честном бою, редко кому удавалось в истории.
А мирно договориться и пустить ракетные крейсера на иголки, это совсем другое дело!
Истинно русские люди, патриоты своего Отечества, глубоко переживают, за гибель флота, развал нашей армии, да и всей нашей,- великой страны в целом!
НЕПРИКАЯННЫЕ ДУШИ КОРАБЛЕЙ.
По роковому стечению обстоятельств, рабочим со «Звездочки», которые в 1987 году, практически, без выходных, работая в три смены. В рекордно короткие и сжатые сроки, производившие средний ремонт нашей подлодки, предстояло своими же руками, проводить ее полное уничтожение. Зрелище не для слабонервных?!
Очевидцы рассказывали, - что взрослые мужики-работяги, производившие разрезку корпуса, входя резаками в стальную плоть, некогда боевой и грозной для врагов, субмарины, невольно плакали, не стыдясь и не пряча своих слез. Они обильно катились по щекам, капая с подбородка на расплавленную сталь, с шипением испарялись. В воздухе, смешиваясь с горьким дымом от горящего и «кричащего металла»!
Души погибших моряков вселятся по преданию в чаек, а загубленные души кораблей наверняка никогда не найдут себе надежного пристанища, так и останутся « летучими голландцами» в другом мире?!
Руки у рабочих, не поднимались на убийство своего родного детища!
Двенадцать лет назад, в этом же цеху, они проводили трудоемкий и сложный в техническом плане, средний ремонт нашего атомохода. Демонтировано было практически все оборудование в отсеках, срезались даже крепления приборов и фундаменты. Проводились масштабные работы в реакторных и турбинных отсеках.
Долгие месяцы, трудились различные специалисты, не видя свои семьи, практически проживая на заводе. Мы, члены экипажа, также принимали активное участие в ремонте. Помогали демонтировать и выгружать секретные приборы и оборудование, круглосуточно обеспечивали пожарную безопасность при проведении сварочных работ.
Самым веселым и запоминающимся моментом ремонта, был демонтаж рабочими корабельной системы охлаждения приборных отсеков баллистических ракет. Моего заведования КСО и многочисленных трубопроводов, заполненных знаменитым, 22-х процентным спиртовым раствором. Когда из раскрученных, нержавеющих труб начинала вытекать «кэсэуха», на запах, как по команде, сбегались слесаря и сварщики, со всего казалось огромного цеха.
Пили ее тут-же, из своих оранжевых касок, даже не закусывая. Напивались они довольно быстро, однако работу свою не бросали и трудились на совесть.
Мастерства и опыта им было также не занимать. Они причисляли себя пусть косвенно, но все же к Военно-Морскому флоту! И этим было, все было сказано! Несомненно, корабль для моряков это живой организм. С которым, за многие годы своей службы срастаешься, в единое целое, привыкаешь к его особенному характеру и нраву, а он у каждого корабля, как уже известно, свой неповторимый.
Такой технически удачный и надежнейший проект 667-Б. С дальнобойным и высокоточным ракетным комплексом, прекрасным торпедным вооружением, неприхотливыми реакторами и турбинами, проверенный на прочность в глубоководных погружениях и походах, мог еще долгие годы верно и преданно, прослужить своему Отечеству!
Наша красотка – подводная лодка! Милая сердцу, - легендарная трудяга «букаха»! КРЕСТ ПОСТАВЛЕН НА ПОДЛОДКАХ,НА ЛЮДЯХ И НА ГРЕМИХЕ. Не осталось в базе подлодок, да и самой Гремихи уже практически нет. Из 35 тысяч жителей 80-х годов, на сегодняшний день, - осталось не более 3-х тысяч человек. База, где когда-то кипела и бурлила жизнь,- также тихо и спокойно умерла, не сопротивляясь и не борясь. Рухнул очередной морской форпост, служивший долгие годы, надежной преградой неприятелю.
Как бы не было грустно и прискорбно об этом говорить, но это так и есть?! В этих домах жили счастливые люди, слышался детский беззаботный смех, ночами горел свет в окнах, когда моряки уходили в походы. Эти дома умели провожать и ждать, у каждого дома, была своя неповторимая история и душа. Дома, где некогда жили семьи подводников, стоят теперь заброшенные, зачастую разграбленные и полуразрушенные, с выбитыми окнами, как после войны. В которых, грустно стонет и, завывая, свободно гуляет, сильный и вольный гремиханский ветер. Создается впечатление, что он ищет людей и скучает по морякам-подводникам, ведь ему теперь не с кем бороться и меряться силами. Некому доказывать свое превосходство и природную злость. Он стал полноправным хозяином не только тундры, но теперь уже и всей, некогда боевой базы Северного Флота, - Гремихи!
Даже знаменитые большущие, местные чайки- бакланы, завсегдатаи местных мусорок, блудные, но преданные детям собаки, которые всегда сопровождали их в школу и терпеливо ожидавшие у входа, окончания уроков, и те с уходом людей, практически исчезли с улиц поселка.
Командующий флотилией, наш знаменитый и всемиуважаемый «дядя Саша», вице-адмирал Устьянцев Александр Михайлович, в январе 1993 года, отслужив сорок три календарных года в Военно-морском флоте, был уволен в запас по возрасту.
А уже 2 февраля, даже не успев встать на пенсионный учет, на «большой земле»,- скоропостижно скончался. Его сердце также не смогло выдержать уничтожение родной базы и любимого подводного флота.
Из нашего экипажа уже многих товарищей нет с нами. Вечная им всем память!
Давайте их запомним теми, обычными, веселыми и простыми советскими парнями, в черной, красивой Военно-морской форме с кортиками, да и просто в тельняшках и разухах,- ведь они были и остались подводниками до конца! У каждого из ныне здравствующих, сейчас сложилась своя судьба и своя отдельная история. Но я просто уверен, что в каждом из них все еще живет дух патриотизма и беззаветной преданности подводному флоту, ведь это не проходит с возрастом, свои молодые годы мы посвятили службе Родине и никогда об этом не жалели!
Доброго вам всем здоровья мои боевые друзья и товарищи, удачи, семь футов под килем и всегда попутного ветра по жизни!
В моей памяти Гремиха навсегда останется,- Гремихой восьмидесятых годов! Боевой и грозной для наших недругов,- базой атомных подводных лодок!
И тем добрым и самым лучшим временем в моей жизни,- когда нам посчастливилось защищать свою Родину – Союз Советских Социалистических Республик! Мичман запаса, Груздов Владимир Михайлович
Служба в Гремихе 1984 -1990 годы
в/ч 51320 - А
Ракетный подводный крейсер стратегического
назначения К-475. ГРЕМИХА.(песня)
=1=
Меж домов, кружит ветер, в Гремихе,
Пробивая метелью шинель.
Экипаж, идет строем безликим,
На подлодку, а ты жди и верь!
Припев:
Гремиха, Гремиха, Гремиха!
Кильватерный след за кормой,
Подлодка вернется, сиреною вскрикнет!
Когда зайдет в базу, - домой!
=2=
Теплоход белый, - рейс из Гремихи,
С базы нас, навсегда увезет.
Святой нос, маяком, подмигнет и затихнет,
Что же дальше, подводников ждет?
Припев:
Гремиха, Гремиха, Гремиха!
Все жили, большой здесь семьей.
Подлодку, друзей, никогда не забудем,
Вдали, от Гремихи родной!
=3=
Поднимем же тост, за Гремиху!
Где кошки, летают порой.
Шторма и ветра, никогда не затихнут.
За тех, кто был в море с тобой!
Припев:
Гремиха, Гремиха, Гремиха!
Нет базы, на флоте теперь.
Лишь чайки кружатся, над пирсами тихо,
Прости, ради бога людей?
Прости, если сможешь людей?
(слова и музыка автора)
© Copyright: Владимир Груздов, 2012
Свидетельство о публикации №21202180975
Свидетельство о публикации №21202180975
Немає коментарів:
Дописати коментар