четвер, лютого 28, 2013

Из воспоминаний Виктора Кульницкого.

Витя  Кульницкий  (Гольденберг)  был  в  курсантские  годы  обаятельным  и  красивым   парнем,  по-дружески  настроенным  ко  всем.  В  зрелые  годы  был  неотразимым  мужчиной.  Пользовался  большим  успехом  у  женщин,  но  жил  скромно  в  большой  любви  со  своей  женой  Нелей,  верной  ему  со  времени  первых  танцевальных  вечеров  в  училище.
Он  успешно  закончил  высшее  училище,  но  офицерская  военно-морская  служба  у  него  «не  пошла»  не  по  его  вине.   Много  лет   он  трудился  на  гражданских  промышленных  предприятиях  в  должности  главного  инженера  различных  проектов.  Трепетно  относился  к  однокашникам  и  был  участником  всех  встреч.

Еврейский  вопрос
 
Было желание пойти учиться на врача в Военно-морскую медицинскую академию, куда принимают после окончания подготовительного училища без экзаменов. Сейчас жалею, что не прочувствовал до конца, что врач-еврей – это хорошо, а командир-еврей – не  согласуется  с  системой.  Это  проявилось  позже.
Как всегда, стадное чувство, извечное флотское братство, а заодно и образное определение профессии врача в курсантской среде, как «клизмача», решили  вопрос  о  дальнейшей  учёбе  по  профессии  торпедист-подводник.
К тому времени стали определяться группы: интеллектуалов, спортсменов, отличников морской и политической учёбы. К сожалению, ни к одной из этих групп я не примкнул, хотя отношения со всеми были дружеские и тёплые. Как-то так получилось, что во мне было всего понемногу,  а  цельной  натуры  не  получилось.
Грустное время и тягостные впечатления 1949-1950 годов во время подъёма  в  стране  очередной  волны  антисемитизма.
В училище курсантов еврейской национальности было немного, а некоторые, как Сенюшкин, скрывали свою национальность, прикрываясь смешанностью крови. Каких-то национальных группировок не было, а поэтому  антисемитизма  в  училище  не  было.
Один эпизод хотелось бы вспомнить. По прибытии в «теплушках», хорошо описанных Брыскиным, на вокзал Севастополя, ко мне подбежал парень семитской внешности и в ужасе спросил: «Ты еврей?». Его очень поразило  моё  пребывание  в  этом  флотском  эшелоне.
 
На  Черноморском  флоте
 
О наших военно-морских практиках на Чёрном и Северных морях подробно написал Брыскин в книге «Тихоокеанский флот», но были и мои личные  впечатления,  о  которых  хочется  написать.
На Чёрном море я проходил практику на линкоре «Севастополь», где в глубине жилых кубриков были сделаны татуировки бывалыми матросами нам – «салагам»,  как  ритуал  приёма  в  настоящие  матросы.
Запомнился штурманский поход из Севастополя в Батуми и обратно на теплоходе «Волга». Основная задача была всё пеленговать и докладывать капитану  2 ранга Попинею, хромому и старому, и, к нашему удовольствию, матерщиннику. В плохую видимость он предлагал пеленговать «Ч… старого Попинея».

Знойное  лето  1950  года. 
Мой  класс  проходит  штурманскую практику, совершая  круиз  вдоль  побережья Чёрного  моря на  учебном  судне  «Волга»
 
В Севастополе во время увольнения на берег ходили на танцульки. Гойер всем девушкам по секрету рассказывал о нашем особенном училище – макаронном, основными задачами которого было продувать дырки в макаронах. Было смешно, и почему-то наши береговые подруги верили, так как в Севастополе было своё военно-морское училище, как они говорили, настоящее.
 
Практика  на  Севере
 
Лето 1951 года. Пока основная масса курсантов проходила практику в Полярном, где я тоже был недолгое время, наш класс (взвод) срочно отправили в Архангельск. Остановились в Соломбале – родине Коли Попова.
Во флотском экипаже стали ждать формирования каравана судов, идущих  по  Северному  морскому  пути  до  острова  Диксон.
Караван состоял из двух речных судов, двух барж и двух тральщиков, на которые нас и направили матросами. Никакой военно-морской практики не было. Наверное, задача была – проверить нашу выживаемость в экстремальных  дальних  походах.  Это  вам  не  Чёрное  море!
 Из Архангельска караван вышел в июле и шёл до Енисейского залива 40 дней и, надо сказать, в хороших метеоусловиях. Одна остановка была на Новой  Земле  в  связи  со  штормовым  предупреждением  в Карском  море.
В закрытой бухте на Новой Земле нашим взорам предстала мрачная картина: полузатопленный пароход, на берегу какие-то полуразрушенные строения и частокол кладбищенских крестов. Как потом выяснилось, это были остатки лагеря заключённых, который был разбомблён при попытке «зеков»  захватить  пароход  и  совершить  массовый  побег.
Неожиданностью для нас было появление оленьей упряжки из ниоткуда и прямо к причалу, где мы стояли. Дать им нам было нечего. Сфотографировались на память, и без слов со стороны аборигенов упряжка так  же  исчезла  неожиданно,  как  и  появилась.
Первозданный, гнетущий, пустой пейзаж, украшенный деревянными могильными  крестами.
Впоследствии эта бухта стала местом испытаний атомного оружия военно-морского флота. Количество крестов, я думаю, должно было прибавиться  значительно.
По окончании похода была дана команда по каравану: «Всем благодарность, шлюпки на воду, подойти к барже № 1». Оказалось, с нами шла баржа с питьевым спиртом, и в благодарность каждый экипаж получил по 20 литров. Праздник отмечался салютом, и мы прощались с оставшимися.
На одном из тральщиков уходим в Архангельск. Погода резко ухудшилась – штормило, туман и кое-где ледяная шуга стали затягивать поверхность океана. Тяжёлая была обстановка в проливах. Тральщик не ледокол,  пробирались  в  проливах  с  трудом.
В одном из проливов получили с берега указание взять на борт беременную женщину уже на сносях. На обратный путь нас снабдили не только всем необходимым на случай задержки, но и, как деликатес, поставили на палубе бочку квашеной капусты и бочку сельди-иваси необыкновенного посола. Бедная женщина так мучилась в штормовые часы, что как-то невзначай, приняв наши бочки с деликатесами за спецёмкости, ночью «траванула» в них. Так что наш деликатес был списан за борт, а женщина  благополучно  доставлена  в  роддом,  к  счастью, в нужный срок.
Поход на тральщике в экстремальных условиях, доставка на Большую Землю беременных женщин, потом преследовали меня на службе во Владивостоке. Вот так судьба распорядилась моими романтическими мечтами  о  дальних  морских  походах. В  реальной  действительности  всё  выглядит  прозаичнее.
 
 
Возвращались  с  практики  на  плавбазе  «Тулома».
Толя  Сенюшкин,  Витя  Пискарёв  и  Вадим  Волосков отбивают  чечётку
Источник материала см.

Немає коментарів: