Тяжелый атомный ракетный крейсер “Петр Великий” – последняя краса и гордость российского военного флота, накануне перехода через четыре моря в заполярный Североморск, на свою базу проходил последние испытания на Балтике, недалеко от Калининграда. Он фактически только-только ушел из гавани Санкт-Петербургского “Балтийского завода”, где был построен, и перед дальним походом команде предстояло тщательно проверить работу всех механизмов и оружия.20 пусковых установок ядерных крылатых ракет “Гранит”, 96 зенитных ракет противовоздушного комплекса “Форт”, 128 зенитных ракет корабельной системы ПВО “Кинжал”, два противолодочных комплекса “Водопад”, 6 зенитно-артиллерийских комплексов “Кортик”, универсальная спаренная 130-миллиметровая пушка и 8 “металлорезок” – так называют моряки шестиствольную 30-миллиметровую пушку, которая делает шесть тысяч выстрелов в минуту.. Такого мощного оружия нет ни на одном другом крейсере мира. А еще есть на нем два атомных реактора, два паровых котла и две турбины по 75 тысяч лошадиных сил каждая.Завидная боевая мощь у нашего самого современного боевого корабля.
Но не только о боевой мощи “Петра Великого” рассказывали мне офицеры и матросы экипажа крейсера, когда я побывал на корабле перед его переходом на Север. Они говорили о той страшной трагедии, которая произошла на этом корабле всего месяц назад после его выхода в море. И о силе духа, о подвиге русских моряков, которые, несмотря на реальную опасность, угрожавшую их жизни и здоровью, спасли уникальный корабль и его экипаж.
Им просто некуда было деться
Это произошло поздним вечером 27 октября 1998 года. Точнее, в 21 час 27 минут московского времени. На “Петре Великом” испытывали главную энергетическую установку. Разгоняли корабль до максимального хода, притормаживали, маневрировали, совершая резкие повороты и развороты, опять набирали скорость. В борьбе с подводными лодками или надводными кораблями без максимального использования скоростных и маневренных возможностей крейсера не обойтись. И его командир, как и вся команда, должны знать, на что реально способен корабль, в каком состоянии сдает его экипажу “Балтийский завод”.
Во время одного из таких маневров, когда крейсер шел на рядовой скорости – всего-то в 25 узлов (примерно 45 км\час – В.Л.), в носовом машинно-котельном отделении корабля произошла беда. Страшным давлением сухого, перегретого пара разорвало трубу, что вела от парового моста главной турбины к предохранительному клапану его травления в атмосферу. Столб раскаленной газовой смеси (его температура превышала 300 градусов по Цельсию), словно снаряд из крупнокалиберной пушки, вырвался из тринадцатисантиметрового разлома трубы и под напором в 35 атмосфер, разрывая в пыль серебристое стекловолокно и асбест изоляции, в считанные секунды стал заполнять пространство котельной. От верхнего до нижнего яруса.
На верхнем ярусе вахту в тот момент несли рабочие сдаточной команды “Балтийского завода” Юрий Смирнов, Николай Белюсов и Александр Плетнев. Серьезные, сорокалетние мужики, для которых “Петр Великий” был далеко не первым кораблем в их трудовой биографии. Рядом с ними стояли, обучаясь премудростям своей специальности – машиниста котельной, и перенимали опыт старших матросы-первогодки Сергей Луценко и Николай Болбат.
Колю Болбата пушечный паровой “выстрел” убил мгновенно. Он стоял очень близко к лопнувшей трубе. Его уже мертвое, обгоревшее тело несколько раз крутануло в белесой струе полупрозрачного пара и, отброшенное на несколько метров, упало перед самым выходом из машины. Прямо у переборки.
Смирнов, Белюсов, Плетнев видели это. Матросу они помочь уже никак не могли. Надо было думать, как спастись самим. Впрочем, думать тоже было некогда. Работали инстинкты. Надежда оставалась только на них.
Не разум, не опыт, а только инстинкт самосохранения бросил их вверх по крохотному, в пять ступенечек трапу к спасительным дверям котельной. За рабочими, как за самыми знающими и мудрыми людьми, помчался и Сережа Луценко.
Но раскаленное пекло пара оказалось намного быстрее людей. До дверей никто из этой четверки добежать не сумел. Они попадали на трапе, буквально в метре-двух от задраенного выхода, теряя сознание от шока страшной боли обожженного лица, рук, тела, легких…
И хотя Юрий Смирнов, рассказывали мне, на собственных ногах, шатаясь, как зомби, пришел потом в амбулаторное отделение крейсера, спасти ни его самого, ни других его товарищей не удалось. Они умирали, не приходя в сознание, по дороге в госпиталь, а потом и в самом госпитале. Как сказали врачи, площадь ожогов (она составляла 80-90 процентов тела) была несовместима с жизнью.
Через несколько недель я спрашивал на крейсере у многих людей, в первую очередь, у очевидцев трагедии, почему такие опытные люди, как судомонтажники “Балтийского завода”, во время аварии паропровода побежали не вниз, где еще не было пара, как, наверное, сделал бы на их месте любой другой нерастерявшийся человек, а наверх? Ведь принцип сауны, да и любой другой бани, знаком практически каждому человеку: чем выше, тем горячее. Да и в школе, на уроках физики учили: пар легче воздуха.
-Им просто некуда было больше деваться, – объяснил командир электромеханической боевой части (БЧ-5), где и произошла трагедия, капитан 2 ранга Николай Глазков. – Струя пара перекрыла им дорогу на нижние ярусы. Единственный путь к спасению был в дверях, но сил добежать до них, открыть, к сожалению, не хватило.
-Я был в носовом котельном отделении за 12 минут до трагедии, – рассказывал Николай. – Стоял у этой самой злополучной трубы. Разговаривал с мужиками. Все они – мои ровесники. Корабелы шутили. Хвалили матросов. Говорили, что они быстро осваивают специальность… Если бы можно было что-то предугадать. У Юрия Смирнова остались сиротами трое детей, у Николая Белюсова – двое, у Александра Плетнева – тоже трое. Родители моих моряков потеряли сыновей…
Командир БЧ-5 еле сдерживал слезы. Он первый раз в своей жизни терял людей.
-Я теперь знаю, что такое настоящий ад, – говорил он мне. – Не дай Бог, еще раз пережить подобное.
Капитан 2 ранга Глазков получил сообщение об аварии буквально сразу же, как она произошла. Приказал глушить котлы, останавливать турбину, отводить пар, закрывать заслонки, спасать людей. Отдал необходимые команды и тем, кто еще оставался в котельной, а сам с аварийной группой бросился выручать подчиненных. Но двери машинного отделения открыть они не смогли.
Страшное давление расперло, как камеру футбольного мяча, стальные стены котельной. И двери оказались впрессованными в них.
Десять сантиметров между жизнью и смертью
На втором ярусе машинного отделения, у паротурбогенератора, вырабатывающего электроэнергию для корабля, вахту несли матросы Кленников, Карпов и Федоров.
Трагедия с Колей Болбатом и Сережей Луценко, с рабочими “Балтийского завода” произошла на их глазах. Страшное пекло трехсотградусного пара, клубы летающей по котельной стекловаты, снопы асбестовой пыли, может, на несколько мгновений позже, но практически в те же считанные секунды достали и их.
Николай Федоров в ужасе свалился на пайолы (тонкие стальные листы-перекрытия между ярусами – В.Л.) и забился в истерике. Виталий Кленников добежал до микрофона внутрикорабельной связи, сообщил командиру о том, что произошло, потом, соблюдая все требования инструкции, быстро выключил турбину генератора и помчался вниз, под пайолы, извиваясь, как уж, между тесными переплетениями труб. Андрей Карпов тоже успел отключить свой агрегат и бросился с невесть откуда взявшимся бушлатом к Федорову.
-Натяни его на себя, на голову, – крикнул он товарищу, – и пошли вниз.
Но Федоров его не слышал и не видел. Его воля была парализована истерикой и страхом. Он орал благим матом, махал руками и ногами, не позволяя Карпову даже на метр приблизиться к себе.
Правда, Андрею все-таки удалось как-то изловчиться и послать товарища в нокаут. Потом он быстро, как мать грудного ребенка, заботливо запеленал Николая в бушлат, завязал за его спиной рукава и, схватив за ворот куртки, насильно поволок по трапу вниз. В горловине узкого прохода они застряли. Ни туда и ни сюда.
К ним примчался на выручку, дежуривший на нижнем горизонте, старший матрос Максим Давыдов. Дернул раз-другой, – и обессиленные моряки свалились ему под ноги.
Врачи потом определят: у машиниста-турбиниста матроса Кленникова обожжено паром 36 процентов тела. У его напарника матроса Карпова – 18 процентов. Меньше всех пострадал электрик матрос Федоров – всего 9 процентов ожогов. Хотя слово “всего” тут вряд ли подходит. Но все же, все же…
Через пару недель его единственного из троих пострадавших выписали из военного госпиталя, отправили назад, на корабль. Но переступить комингс (порог) носового машинно-котельного отделения матрос не смог. С ним опять началась истерика.
Его опять отправили в госпиталь, в реабилитационное отделение. После выздоровления матрос Федоров, сказал мне командир крейсера капитан 1 ранга Евгений Добрышев, будет служить на берегу. А Кленников и Карпов просятся на корабль. Обещали догнать “Петра Великого” уже в Североморске.
Но вернемся в машинное отделение, где произошла авария.
Как рассказывали мне ее очевидцы, старший матрос Давыдов не только спас вахту второго яруса. Он фактически спас от разрушения и главную турбину. Постоянно поддерживал в ней необходимое давление парового конденсата. Без этой операции могли погнуться или поломаться лопатки турбины, а в итоге надолго, может быть навсегда, мог выйти из строя и сам крейсер “Петр Великий”. Со всеми его ракетами, пушками, ядерной силовой установкой.
Конечно, на вахте Максима Давыдова тоже было адское пекло. Может, не такое страшное, как двумя ярусами выше, где перегретый пар варил людей живьем. Но выдержать этот чудовищный жар, шок от увиденного и пережитого было, как мне потом рассказывали, не просто и взрослым, уже закаленным жизнью мужикам. А этот девятнадцатилетний мальчишка не дрогнул. Не сломался. Проявил, как пишут в характеристиках, настоящий мужской характер.
Мало того, что он не бросил своего поста, хотя мог спрятаться за клинкетной задвижкой, где текла холодная вода, и никто никогда не сказал бы ему и слова в упрек. Но старший матрос Давыдов не воспользовался такой возможностью. Он не отходил от микрофона, подробно и грамотно докладывал на пост дистанционного управления движением о том, что и как происходит в носовом машинно-котельном отделении. Эта информация, сказал командир Давыдова капитан-лейтенант Ильин, задолго до проникновения в отсек спасательной группы помогла реально оценить ситуацию в котельной и принять единственно правильное решение на спасение команды БЧ-5 и корабля.
“Свой боевой пост старший матрос Давыдов М.И., – написал в рапорте командиру крейсера капитан-лейтенант Ильин,- оставил только по приказанию командира, когда нахождение на нем стало невозможным из-за очень высокой температуры”.
Так же самоотверженно действовал на вахте и матрос Валентин Трехачев, который, несмотря на пекло, постоянно подпитывал вал неторопливо останавливающейся турбины, чтобы его не прихватило трением, не заклинило, машинной смазкой. Там же, на боевом посту в машинном отделении продолжали нести свою опасную вахту и матросы Роман Коновалов, Михаил Нистратов, старшина 1 статьи Геннадий Корнатовский…
Все они проявили себя в минуты этой беды, как говорили мне на крейсере, настоящими бойцами. Мужчинами с характером.
Мужественно повели себя во время аварии и офицеры. Никого из них по боевому расписанию не было в те минуты в машинно-котельном отделении. Но именно они составили аварийно-спасательную группу по вызволению из беды оказавшихся там моряков. Первым бросился в машинное отделение, когда удалось открыть двери, старший лейтенант Андрей Сиротин. За ним – старший лейтенант Виктор Масненький. Потом – бывший офицер, а в том момент вахтенный механик сдаточной команды завода Николай Богомолов…
Уже давно были перекрыты задвижки паропровода, в котельной включено водяное орошение, но там все еще стоял ужасающий жар перегретого пара. Он, как мне рассказывали, висел буквально в десяти сантиметрах над пайолами. И спасательной команде, одетой в шапки и ватники, приходилось ползти по стальным пластинам, как змеи, прижимаясь к грязному металлу лицом, потому что эти считанные сантиметры отделяли жизнь от смерти. Глоток раскаленного воздуха мог сделать человека инвалидом навсегда.
Так, ползком, не поднимая голов, они и вытаскивали из машинного отделения и спасшихся моряков, и погибающих, и уже мертвых. Но как выглядели те люди, которые лежали на верхнем ярусе, в нескольких метрах от выхода из машины, я описывать не буду. У меня не хватает сил пересказывать услышанное.
Причиной беды стала халатность. И не только
В чем была причина аварии на тяжелом атомном ракетном крейсере “Петр Великий”? Некоторые специалисты, с которыми мне пришлось беседовать по горячим следам трагедии, поспешили ответить на этот вопрос традиционной ссылкой на развал отечественного ВПК.
Но оказалось, “развал ВПК” тут не причем. Злополучная труба была сделана и поставлена на крейсер “Балтийским заводом” еще в 1989 году, когда кризисом нашего военно-промышленного комплекса и не пахло. В основе ЧП лежало, как заявил мне тогдашний генеральный директор “Балтийского завода” Олег Шуляковский, “небрежное или наплевательское отношение к делу, небрежное или наплевательское отношение к контролю за работой специалистов”.
Проще говоря, труба, а ее длина полметра и вес 35 килограмм, была сделана с грубыми отклонениями от требований государственных стандартов и заводской технологии. Стационарное давление в 45 атмосфер на заводских испытаниях она выдержала. Но динамическое, постоянно меняющееся давление в 35 килограмм на квадратный сантиметр, когда корабль маневрировал в море, – из-за технического брака удержать не смогла.
Рабочие, которые ее гнули, приваривали фланец и устанавливали в машинном отделении крейсера (Их фамилии известны – они зафиксированы в заводских нарядах и в приемо-сдаточных ведомостях, но в интересах следствия не разглашаются – В.Л.), – не стали искать необходимую по требованиям ГОСТа заготовку, а взяли ту, что поближе лежит. Она оказалась не того сорта стали, да и не той толщины. Вместо 5 миллиметров, как было положено по технологии и чертежам, в месте разрыва толщина стальной трубы оказалась только… 2,2мм.
Этого не заметили ни ОТК, ни мастер, принимавший работу сварщиков, ни военный представитель от ВМФ, подписавший сдаточную ведомость. “Один бессовестный человек сляпал халтуру, говорят на крейсере, другой бессовестный человек или цепочка людей без чести и совести подмахнули и закрыли заказ-наряд. Отсюда все и пошло”.
И хотя большинство виновных в аварии на крейсере уже по разным причинам на заводе не работает – кто ушел на пенсию, уехал в другой город или перешел на другое производство, – все они за свою халатность, приведшую к гибели людей, должны ответить по закону. По крайней мере, Олег Шуляковский заявил, что доведет это дело до конца. Чего бы это ему ни стоило.
Более того, такую же бракованную, “утонченную” до 3мм трубу поставили рабочие завода и в кормовом машинно-котельном отделении крейсера. Это моряки заметили только после аварии. Ее тоже пришлось срочно менять, но не в заводских условиях, а на внешнем рейде города Балтийска, чтобы трагедия в носовой котельной не повторилась и на корме.
Председатель государственной приемной комиссии крейсера в то время первый заместитель Главнокомандующего ВМФ России адмирал Игорь Касатонов сказал мне, что на Северном флоте предстоит проверить не только главную энергетическую установку, но и другие машины, узлы и агрегаты корабля. К сожалению, многие недостатки техники проявляются только в работе, и их часто не обнаружишь даже с рентгеном. Хотя к этому они будут стремиться.
Инженер-кораблестроитель с тридцатилетним стажем Олег Шуляковский считает, что у аварии, кроме халатности, были и другие причины. Может, не главные, сопутствующие, но очень важные. Одна из них – конструктивные недостатки паросиловой системы. Компоновка агрегатов корабля, по его мнению, оказалась, мягко говоря, скверной. Той трубы, что разорвало 35-атмосферным давлением пара, говорит он, на корабле в принципе быть не должно. Она не несет в себе никакой полезной функциональной нагрузки. Как аппендикс у человека.
-Многие из нас, – говорит Олег, – пользуются на дачах газовыми баллонами. Там стоит предохранительный клапан. Никто не додумался прикручивать к баллону трубу, на противоположном конце которой болтается такой клапан. Так и на крейсере. Предохранительный клапан надо было делать на жесткозакрепленном паровом мосту. И только от него уже отводить атмосферный трубопровод для сброса в экстренных случаях лишнего давления в грот-мачту.
Конструктивные недоработки в машинном отделении злят и командира БЧ-5 (электромеханической боевой части) капитана 2 ранга Николая Глазкова.
-Я просил Северное КБ, – говорил он, – заместителя главного конструктора проекта Кудрова и главного конструктора механической установки Федюшина сделать дополнительный трап с верхнего яруса на нижний, еще один вырез в стенке котельной. Было бы удобнее бегать от одного вентиля к другому, да и в случае чего (я как бы предчувствовал эту аварию) легче убежать на другой горизонт или быстрее покинуть опасное место. Но они встретили мое предложение в штыки. Мол, проект уже утвержден во всех инстанциях, и что-либо менять здесь невозможно.
-А надо-то было, – говорит Глазков, – найти четыре уголка, поставить трапик – десяток металлических прутьев… Стоит все копейки. Но пожалели их, а люди за такую несговорчивость заплатили жизнью.
-Увижу этих конструкторов, – руки ни за что не подам, – сердится кавторанг.
После аварии, унесшей пять человеческих жизней, на крейсере работала межведомственная комиссия. По факту гибели людей открыто уголовное дело. Следователи военной прокуратуры допросили всех должностных лиц корабля, в том числе и командира крейсера капитана 1 ранга Добрышева, и командира БЧ-5 капитана 2 ранга Глазкова. Почему на боевом посту стояли именно эти люди, а не другие? Был ли у них допуск к самостоятельному несению боевой вахты или нет? Кто проводил обучение моряков и какие знания они показали на итоговой проверке? Нарушений требований безопасности и воинских уставов на корабле прокуратура не нашла.
Уголовное дело по отношению к командному составу крейсера “Петр Великий” закрыто. Процесса, как по отношению к командиру крейсера “Адмирал флота Горшков” капитану 1 ранга Владимиру Рудзику, где несколько лет назад от прорыва перегретого пара так же погибли моряки, здесь не будет.
Но память о погибших, об аварии 27 октября 1996 года на крейсере останется навсегда.
Командир “Петра” капитан 1 ранга Евгений Добрышев сказал мне, что представил всех отличившихся во время аварии моряков к государственным наградам. Они совершили подвиг, и он должен быть замечен и отмечен страной. Жалко только, что подвиг стал очередной платой за чью-то халатность, безответственность и разгильдяйство. Но иначе, видимо, не бывает. На “ровном месте” самоотверженность, мужество и мужской, воинский характер проявлять не приходится.
В носовом машинно-котельном отделении будет прибита памятная доска. В музее крейсера – фотографии погибших и тех, кто спас корабль, рассказ об их мужественных действиях в минуты испытаний. Пусть следующие поколения моряков “Петра Великого” учится на их примере, перенимает заложенные ими традиции. Хотя, не дай Бог, чтобы такое ЧП повторилось.
ашttp://www.snariad.ru/ships/петр-великий/
Немає коментарів:
Дописати коментар