Андреев Анатолий Петрович
(прозвище в годы учёбы в ЛНУ:
бегемот). р. 1.05.1935 г. Окончил штурманский факультет I ВВМУПП по
специальности штурман подводного плавания. Получил назначение на Северный Флот
(СФ) на дизельную пл пр.613, на которой служил до 1960 г. в должности командира
рулевой группы, а потом штурмана (БЧ-1/4). В 1960-1973 гг. штурман (командир
БЧ-1), а потом последовательно - помощник, старпом и командир пл пр.641. В 1962
г. участвовал в походе четырёх дизельных пл к берегам Кубы и США в период
Карибского кризиса. В США в то время был известен, как советский подводник,
поднимавший и державший флаг ВМФ над рубкой корабля после её всплытия в
окружении 3-х эсминцев и самолёта ПЛО ВМФ США. По возвращению через три месяца
в Полярный за всё сделанное в походе вместе со всей командой отведал выражение
неудовольствия командования, придержавшего всех офицеров в дальнейшем росте по
службе. На боевой службе подводной лодки был в 13 автономных походах
длительностью от месяца до года в Атлантике, В
1966-1967 гг. учился на ВСОЛК. В 1973-1976 гг. и.о. оперативного дежурного СФ,
потом до 1978 г. – начальник командного пункта/оперативный дежурный ЛенВМБ. В
1978-1992 гг. – начальник отдела подготовки матросского и старшинского состава
ЛенВМБ. Капитан I ранга с 1974 г Награжден орденом «За службу Родине» III cт. и
медалями Женат единожды, имеет 2-х детей (девочки). Хобби: здоровый образ жизни
(физкультура) и занятия историей подводных флотов Мира."
— Анатолий
Петрович, где Вы родились, где учились, почему решили стать морским офицером?
— Я родился
в Ленинграде, пережил здесь всю блокаду. Впервые интерес к подводным лодкам
зародился у меня в 1943 году, когда брат пригласил меня к Литейному мосту и там
я увидел, как подводная лодка погружается, всплывает, кто-то выходит на мостик,
потом перекур, разговор, потом снова погружается…
Между Литейным и Охтинским
мостом, где наибольшая глубина, подводники тренировались, чтобы летом выходить
в Финский залив и Балтийское море для выполнения своих обязанностей — топить
немецкие корабли.
В 1945 году
я пошёл в Нахимовское училище, где проучился восемь лет. Из Нахимовского
абсолютно все шли в Училище подводного плавания. В то время в Советском Союзе
настолько мощно строился подводный флот, что офицеров просто не хватало.
Приходили с надводных кораблей — все, кто по здоровью подходил, шли в
подводники.
После
окончания Первого балтийского училища в Ленинграде, около Балтийского вокзала
(которое сейчас входит в корпус Петра Великого), я пошёл служить на Северный
флот. И 20 лет прослужил на подводных лодках. Начал с командира рулевой группы
средней подводной лодки, а вторые 10 лет — командиром подводных лодок разных
проектов.
— Вы
участник Карибского кризиса?
— Да. Служба
складывалась так, что в то время мы действительно пахали. Нашу эскадру называли
«чёрной», потому что освоение новой техники, новых подводных лодок, вся
«чёрная» работа легла на нас.
Весной 1962
года нас начали готовить к какому-то походу, свели в отдельную 69-ю бригаду…
Куда, зачем, мы не знали. В ночь на 1 октября мы впервые в истории подводного
флота загрузили кроме обычного оружия ядерную торпеду и вышли в море, не зная
куда идем. Впервые мы узнали куда идем, когда проходили Англию. Это была
настолько секретная операция, что даже на подводных лодках, с которых ни сбежать
невозможно, ни какую-то передачу сделать, только в районе Англии мы узнали, что
мы идем базироваться в порт Мариэль республики Куба.
Не хватало
ни воздуха, ни воды… Стакан воды на сутки при температуре в отсеках 40-50
градусов, при влажности 100 %, когда мы, как в парилке, все были в струпьях,
зелёнкой измазанные ходили… В таких условиях вот эти мальчишки, матросы иногда
теряли сознание на боевых постах, тогда их заменяли друзья. И спали, и ели там
же, никто переходить из отсека в отсек практически не мог, глоток свежего
воздуха очень редко когда могли получить. Вот так они выполняли свой долг.
В этом году
отмечается 50-летие Карибского кризиса, мы к нему готовимся, написали с
офицерами книгу воспоминаний. Сейчас она в издательстве готовится к печати.
Конечно, для
нашего поколения это было очень жестокое испытание. Впервые ядерная война
зависела не от Генерального штаба, не от правительства, а от командира
подводной лодки.
— Скажите,
пожалуйста, действительно ли верен тот факт, что уже был отдан приказ на пуск и
только из-за того, что матрос где-то застрял, выстрела ядерной торпеды не было?
— На каждую
нашу лодку приходилось около 50 американских надводных кораблей, которые нас
искали. Был поднят весь флот Восточного побережья и порядка 30-35 самолетов с
Гуантанамо. А мы должны были всплывать, чтобы делать зарядку — мы дизельные
были… Хочешь — не хочешь, но хотя бы раз в двое-трое суток мы должны были
подзарядиться. Разряжаться полностью мы не могли, чтобы уклоняться и всё время
находиться в боевой готовности.
Обстановки
мы не знали — под водой сидишь, информации нет, не понимаешь: война — не война.
Москва нам не давала никаких данных. Когда мы всплывали на сеанс связи, то
только по «Голосу Америки» удавалось получить новости: «Микоян приехал, какие-то
переговоры ведутся»… Как Вы знаете, «Голос Америки» не поощрялся, поэтому
замполит приходил в кают-компанию и говорил: «Из некоторых источников стало
известно…»
Однажды у
лодки 59 не осталось электроэнергии, дышать было практически нечем, и они
всплыли. Командир лодки капитан II ранга Савицкий и начальник штаба Василий
Александрович Архипов вышли на мостик. Темнота, прожекторы авианосцев, эсминцев
— все нацелены на подводную лодку, с кормы, с боку заходят самолёты, прошивают
крупнокалиберным пулеметом вдоль борта, перед носом… В этот момент Савицкий
сказал: «Я им сейчас покажу «кузькину мать»! Они запомнят меня на всю жизнь!» И
вниз.
Дело в том,
что связь с мостиком была нарушена из-за большой влажности и долгого нахождения
на глубине. Когда они поднимались, то дали команду приготовить торпедные
аппараты. Но для того, чтобы объявить команду: «Пли», надо ещё дать воздух в
торпедные аппараты. И вот он за этой последней командой стал спускаться. А
снизу стал подниматься сигнальщик. По организации службы положено, что когда на
мостик выходят вахтенный офицер, командир, то сигнальщик с прожектором должен
тоже идти на мостик без дополнительных команд. И командир сходу сел на
сигнальщика, который поднимался в люке. Сигнальщик одет, с ним прожектор, ему
не развернуться, люк-то маленький!
В это время
начальник штаба Архипов стал читать семафор, который начали передавать с одного
эсминца. Там пишут: «Командиру!» — и он сразу вниз. «Командир, задержись!
Всё-таки, наверное, не война, раз нас так вызывают!» Так бы просто уничтожили и
всё. Сообразил Архипов в момент. Опытный был моряк, побывал на атомных Командир
поднялся обратно, а с американского эсминца издевательски передают: «Нуждаетесь
ли в помощи?» Наши ответили: «Просим прекратить провокации, не мешать движению».
И вот это спасло от ядерной войны в полном смысле слова.
Любой из
командиров подводной лодки мог вполне обоснованно — и для себя, и для
государства — развязывать ядерную войну. Потому что нас бомбили, на нас эсминцы
шли на таран, мы от них уклонялись. В таких ситуациях, не зная общей
обстановки, любой из них мог использовать ядерное оружие. Им давалось такое
право, им сказали: «Если вас будут атаковать, если сделают дырку в вашем
корпусе, можете использовать ядерное оружие!»
— Когда
случилась трагедия с лодкой «Комсомолец», Вы ещё служили?
— Конечно.
— Как Вам
это сообщалось, и в чём там была причина?
—
«Комсомолец» — одна из самых уникальных подводных лодок. Она сделана из
титанового корпуса, и она погрузилась на 1020 метров. Это больше километра. Ни
одна из подводных лодок в мире больше чем на 400 метров не погружалась. Это не
круглый батискаф, а громадная подводная лодка! Пробыли там положенные 30 минут,
после этого начали всплытие.
Никто близко
не подходил к таким глубинам! Это лодка-рекордсмен. И она, в принципе,
считалась непотопляемой. Какой противник её достанет на глубине 1000 метров? Ни
одна глубинная бомба не уйдет туда, ни одна торпеда — всё разорвется!
Но случилось
несчастье. Первый экипаж, который погружался, поехал отдыхать после походов, и заступил
второй экипаж (у таких подводных лодок было по два экипажа). Но второй экипаж
был подготовлен, может быть, несколько хуже. Хотя там были опытные офицеры,
опытные подводники, но что-то где-то недоработали. В результате возник пожар в
седьмом отсеке. Они нарушили заповедь подводника: если где-то пожар, то по
аварийной тревоге никто не имеет право перемещаться. В каком отсеке тебя застал
пожар, там ты и находишься. Перейти в соседний отсек, хотя твой пост может быть
и в другом месте, ты не имеешь права, потому что разгерметизация приводит к
гибели.
Они всё-таки
решили перетащить к себемичмана, который был в десятом отсеке. В результате —
загазованность, пожар в ещё одном отсеке, и корма полностью горит. В горящих
отсеках установилась температура 800 градусов, а за бортом была холодная вода.
Из-за резкой разницы в температурах титан начал трескаться, чего никто не
ожидал. На глубине 1020 метров он не трескался, а тут начал!
Люди
выбрались на спасательные плоты, но поместились на них не все. Часть команды
оставалась в воде и держалась за леера. Один мичман сидел на плоту, а замполит
«Комсомольца» держался за леер. Мичман видит, что замполит выбивается из сил, и
говорит: «Идите сюда, давайте поменяемся!» Замполита вытащили, мичман перешёл
на его место. К сожалению, замполит и ещё несколько человек потом умерли от
переохлаждения. Ветер северный, сквозной, штормовая погода. Переодеться не во
что, вся одежда мокрая и холодная. А мичман выжил, потому что был в воде. Тут
не угадаешь, кому что написано…
Повторю, что
это была уникальная лодка, лаборатория для испытания всего, что только можно
придумать. С тех пор 7 апреля стал Днём памяти подводников. Если в этот день
прийти к Никольскому морскому собору на Крюковом канале, можно увидеть там
сотни людей, адмиралы целуются с мичманами.
Когда лодка
пошла ко дну, командир, старпом и два мичмана сели во всплывающую камеру. Лодка
стала погружаться — камеру никак не отдать. Возможно, закисли болты. Примерно
на глубине 1000 метров камера оторвалась и пошла наверх. Когда они всплыли,
один из мичманов услышал это и начал изнутри открывать люк. Люк вырвало, и
мичман буквально улетел из камеры, получил много травм. Командир и старпом
«Комсомольца» начали помогать другому мичману, который остался внутри, пытались
его вытащить. Пока они что-то делали, камера заполнилась водой, и все трое ушли
на дно. Так они погибли. Правда, похоронены на Серафимовском кладбище, есть
могила… Но это решение церкви… Когда глубоководный аппарат обследовал подводную
лодку, оттуда взяли немного морской воды, и эту капсулу с водой захоронили.
Легендарный
подводник, герой Советского Союза Магомет Гаджиев говорил, что на лодке все
равны. Или все погибают, или все становятся героями — иначе никак. С самолёта
можно выпрыгнуть, как-то спастись — у нас спасения нет.
Об этой
трагедии я рассказал мальчикам, с которыми ездил на экскурсию в начале апреля.
И показал им книгу, которая называется «Мы помним». Её издали жёны подводников.
В книге перечислены все погибшие на российском подводном флоте с 1906 по 2010
год. Где родился, где призывался, сколько лет — любой в России может найти
своего родственника, если он служил на подводной лодке. Нам пишут правнуки
подводников: «Я знал, что он у нас на лодке служил, а больше ничего не знал…» —
всё же секретилось, никому ничего не сообщалось! Сейчас мы эти архивы подняли,
а жёны написали книгу памяти. Не каждый вид Вооруженных Сил может похвастаться
тем, что они каждого человека помнят и где-то увековечили.
— Скажите,
пожалуйста, как прошли ваши поездки, как отреагировали на рассказ подростки
Малой Охты?
— Поездки
прошли неплохо. Андрей Олегович Степанов попросил меня провести их снова по
аналогии с прошлогодними.
Седьмого
апреля, в День памяти подводников, мы приехали в Никольский собор за час до
богослужения, прошли вдоль мемориальных досок со списками погибших экипажей. Я
рассказал школьникам о службе на подводных лодках, о жизни в замкнутом
пространстве, о дружбе, которая сохраняется на долгие годы, потому что все
зависят друг от друга. И показал это на примерах.
Для примера
я привёл такие истории, в которых и офицеры, и матросы проявляли героизм. Кроме
того, подчёркивал, что лодки были прекрасные, строились отлично. В диких
условиях приходилось плавать — они выдерживали. Подводники сами удивлялись, как
такое возможно: не летят механизмы, дизели… Всё выдерживало, оборудование было
надёжное.
Итак,
безопасность лодки зависит от каждого, от любого матроса. Вот пример подводной
лодки С-80, которая погибла в 1961 году. Как раз на нашей лодке приходилось её
искать — у нас тогда поставили новую акустику. Лодку подняли через 8 лет —
случайно рыбак зацепил сетью. Оказалось, что лодка погибла из-за единственного
матроса, который не выполнил команду как положено. Но его нельзя считать
стопроцентно виноватым, потому что пришёл с другой лодки. Бывает такое — кто-то
в отпуске, кто-то заболел, и на место недостающего члена экипажа присылается
замена.
У них очень
хитро закрывалась захлопка подачи воздуха к дизелям. Вся лодка под водой, и
только шахта торчит, работает. Во время срочного погружения, когда всё делается
на автомате, этот матрос не закрыл, а открыл захлопку. Вода поступила в
дизельный отсек, а он там большой. В надводном положении два отсека могут быть
затоплены, а в подводном — одного отсека достаточно, чтобы лодка утонула. Лодка
была и так очень неустойчивая. Когда её подняли, то увидели, что все члены
экипажа были на своих боевых постах… И сразу была ясна причина гибели лодки.
Это
замечательный пример зависимости любого подводника от других. Я рассказывал
школьникам: вот так бывает, когда человек не выполняет положенное.
На
знаменитой лодке К-19, про которую американцы сняли фильм, четыре подводника
(старший лейтенант Корчилов, два мичмана и матрос) пошли опускать решётки
реактора. Они знали, что погибнут. Даже сомнения не было ни у кого, но они
пошли и эти решётки опустили. Все погибли, но подводную лодку спасли от
ядерного взрыва. Тем более были у берегов Америки…
— Было бы
уместно спросить и о фильме с Харрисоном Фордом. Насколько достоверно там
показана авария?
— За основу
была взята реальная история, просто в сценарии американцы совместили несколько
аварий. Консультантом на съёмках фильма оказался один из наших писателей,
который многое подправил. Всё-таки это художественный фильм. Уж если наши не
выпускают фильмов, то пусть это сделают американцы.
Я говорил
матросам: помните, когда на 200 метров погружались, какой скрип корпуса шел?
Когда корпус обжимается весь, когда все переборки… Все переборки на лодках
делаются деревянными, потому что металлические разрушатся, а эти только
выгибаются.
Когда мы
посмотрели этот фильм с моей женой, она, зная нашу службу, потом плакала.
Есть и
второй пример. В 1986 году на лодке К-219 старший матрос Сергей Преминин вместе
с офицером вручную закрывал решётки реактора. Когда они закрыли три решётки из
четырёх, офицер от высокой температуры потерял сознание. Премитин этого офицера
подтащил к люку и передал в другой отсек. Ему предложили смениться, потому что
работать у реактора можно было не больше пяти минут. Он ответил: «Нет, не надо,
это моё заведывание, никто не знает толком, как это сделать. Я пойду, там
осталось немного».
Он снова
пошел в отсек, закончил работу с решёткой, а поскольку там был пожар, давление
повышалось, получилось так, что переборку открыть не могли. Я разговаривал с
механиком, который с ним был на связи (сейчас капитан первого ранга Мещеров).
Механик рассказывал, что Премитин плакал и говорил: «Вы маме только скажите, что
я хороший был! Передайте это маме, пожалуйста!»
И офицеры, и
матросы понимали, на что шли и шли, когда надо. Весь смысл нашей экскурсии был
не в том, чтобы показать, сколько погибает наших подводников, а в том, что при
надёжной технике, но неправильном её обслуживании ты не знаешь, что может
случиться. Но, любя Родину, ты можешь её спасти.
При подготовке использованы материалы сайта Flot.com и
Немає коментарів:
Дописати коментар