БОЦМАН НА ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ-ФИГУРА ВАЖНАЯ.

 Главное достоинство боцмана чувствовать рули, глубину, лодку и уметь удерживать ее на перископе, чтобы не показывать врагу рубку и не проваливаться дальше 9-11 метров. Вацлав Гучкас это умел. За 23 года службы он побывал на подводных лодках всех четырех флотов Союза и дослуживал на Севере. 43 года еще не старость, но уже и не молодость. Вацлав содержал боцманское хозяйство в порядке и на всякие случаи у него были припасены нужные вещи. Умел заводить полезные знакомства для повседневной жизни, и на всех четырех флотах их имел. Он умел плести маты, сращивать концы, что сегодня довольно редкое качество в морской практике, а швартовое хозяйство с тросами у него было одно из лучших в дивизии.
Швартовые концы, как и трап - лицо корабля. Боцман был служакой, хозяином, и не сходил с корабля, пока что-то, по его мнению, в боцманском хозяйстве было не так. Он любил служить на флоте, а жена относилась к его службе отрицательно. Исходя из этого непреложного факта, семейная жизнь теплилась кое-как и боцман любил бывать на корабле больше, чем дома. Невысокий крепыш-литовец был необычайно силен, вынослив и молчалив. С горионтальными рулями управлялся виртуозно. На сороковые сутки похода всплыли в Средиземном море для приема продуктов и регенерации с плавбазы. Командир Марков /”фараон”/ со старпомом, опасаясь инцидентов, скрупулезно расписали – кто, когда и с какой целью выходит на Черномор-скую плавбазу, выставили вахту на трапе – матроса и офицера с журналом схода и возвращения. Ну так хорошо выглядела эта организация, что, казалось, ничего лучше и придумать невозможно. Но оказалось, что можно и придумал ее командующий 5-й оперативной средиземноморской эскадрой. Он передал по УКВ с крейсера командиру - экипаж по сменам на плавбазу, где организован в два захода концерт ансамбля песни и пляски Черноморского флота, который направлялся с кораблями с дружеским визитом во французский Тулон. И вся „фараонова” организация рухнула, так и не успев блестяще реализоваться. Новую командир не успел разработать и мрачно наблюдал, как экипаж по трапу толпой валит на плавбазу. Южная звездная ночь, свежий морской воздух, пряный запах субтропиков, соли и йода, зажигательный концерт после сорока суток заточения в стальном прочном корпусе – настоящий подарок экипажу. Пока одни на концерте, другие на погрузке. Потом наоборот. Механик Малых – в мастерской паяет какие-то трубки. Боцман еще на швартовке кричал кому-то на плавбазе : - Ваня, привет! – и растворился в ее недрах, как только подали трап. Но всему прекрасному, как известно, приходит конец. Все уже погружено и свалено пока в отсеках горами мешков муки, ящиков с консервами, хлеба, банок регенерации. Потом разберемся. Светает, пора отходить и погружаться. - Боцмана – на мостик !- команда сверху. Боевая тревога. Все на местах. Боцман из первого отсека, белый, как дед Мороз от муки, на которой, видимо, спал, лениво корячится по трапу. - Отдать носовой! Оба мотора малый вперед! Лево руля,- слышится сверху. - Боцман, едрена мать! Ты куда? Ку-уда прешь? Ты что, зараза такая, белены объелся, или не проснулся? Боцман!!! А ну – вниз, вниз. Пошел вниз, я говорю! Пшш-ел! - послышался сверху рев “фараона”, боцман кулем свалился по трапу и невозмутимо скользнул в первый отсек. Отошли от плавбазы. Уже совсем светло. - По местам стоять, к погружению! Боцмана на горизонтальные рули! - Боцман, опять весь в муке, нарисовался на рулях. - Срочное погружение! Задраен верхний рубочный люк! - Погружаемся на глубину 40 метров. Осмотреться в отсеках! Командир на перископе - надо видеть, куда прем малым ходом под турбинами. Вахтенный механик Шарый смотрит на глубиномер. Глубина один метр. Лодка не погружается. Что за черт? Волны нет. Что с рулями? Затылок боцмана напротив механика. А рули – и носовые и кормовые задраны „на всплытие”. - Боцман! Ты что? Переложи рули на погружение! - громким шопотом подсказывает боц-ману механик Малых. Боцман перекладывает еще круче, но - „ на всплытие”. Все ясно. Совсем свихнулся! Командир отрывается от перископа и видит „ маневры” боцмана. - Во-о-он! – благим матом орет “фараон”, - матроса Сизича на рули! - Флегматичный боц-ман, мелькнув белой от муки задницей в переборочной двери, исчез в смежном отсеке. Погрузились. Что-то с боцманом не то... Или недоспал, или перепил... За такие штуки на боевой службе пару лет тюрьмы отхватить запросто. Боцман, боцман... И особист на борту. У этого свой распорядок и бороду отращивать командир запретить ему не может. Скрипит зубами, но вынужден терпеть – ты меня не тронешь, я тебя – тем более. Особист, конечно, уже все знает. Как же - доложили! Будут неприятности, черт бы побрал этого боцмана. А списывать его не хочется. Провели партбюро на тему „Персональное дело боцмана Гучка-са”. Вацлав честно признался , что выпил на плавбазе банку американского пива, „ребята угостили”, и все... И голова закружилась. Чего, чего ты там выпил, боцман?- очнувшись, вмешивается командир,- банку пива, гово-ришь? Ты мне брось тут заливать... Уж я-то хорошо знаю – чтобы тебя свалить, нужно влить два литра спирта и сверху ударить кувалдой по голове! Но боцман мертво стоял на своем и в протоколе осталась банка американского пива... Была бы командиру неприятность, а боцману тюряга, если бы особист на обратном пути, где-то в Бискайском заливе, не тяпнул сто граммов спирта, отмечая годовщину революции 7 ноября. Да так захмелел, что капустные листья от борща остались на бороде. Командир объявил борщ несъедобным и приказал его вылить в помои, а с особистом договорился „баш на баш” – я не вспомню тебе годовщину революции, а ты мне позабу-дешь про боцмана. На том и порешили. Боцман отделался строгим выговором без занесения и клялся, что американское пиво больше никогда пить не будет. Больно хмельное... И остался в экипаже. По приходе в базу боцман застал дома развеселую компанию, дым коромыслом, и жену с песней –„ Э-э-й моряк, ты слишком долго плавал...”
 ИГОРЬ НЕЙМАН.