ПОСЛЕДНЕЕ ПОГРУЖЕНИЕ АДМИРАЛА.

В Санкт-Петербурге ушел из жизни очень известный в Северодвинске человек – Виталий Михайлович Федорин. При жизни число его погружений равнялось количеству всплытий. Теперь он совершил свое последнее погружение, после которого всплытий не бывает… Пусть некрологом ему послужит прижизненное интервью в одной из центральных газет, которое в свое время скопировали почти все российские военно-морские сайты. Командир дивизии ракетно-стратегических атомных подлодок «Тайфун», заместитель командующего «стратегической» флотилии АПЛ, бывший боевой пловец-диверсант спецназа Черноморского флота,  уроженец сухопутной Мордовии, плодовитой на русских адмиралов и морских героев. И все это об одном человеке – контр-адмирале Виталии Федорине. Сейчас он начальник Центрального ракетного военно-морского полигона России, на котором испытываются все морские ракеты. Командир знаменитой Ненокско-Северодвинской «ноль-девятки» дал интервью газете «Россiя». – Виталий Михайлович, давайте начнем знакомить читателей с вами – ну, скажем, как в личном деле записано. Что, где, когда – Без лирики то есть? Не получится. Хотя давайте попробуем. Родился в декабре 1952 года в семье служащих в Мордовии. Вдали от моря. Но теперь считаю своей родиной и Заполярье, где служил много лет. Последние три года школы учился в Одессе – тут уже флотские традиции, портовый город, мореходка. Мечта появилась – стать именно военным моряком. И после школы не приняли меня в Высшее военно-морское училище. Подвел возраст – мне только 17 лет стукнуло, потому что в школу в шесть лет пошел. Получил отказ, хотя писал взволнованный рапорт начальнику училища. Чтобы мне не терять впустую год, родители настояли, чтобы я поступил в Одесское высшее морское училище. Проучившись там полтора года, я вдруг понял, что больше все-таки тянет меня на военную службу. Военным я должен быть моряком, а не гражданским! Ушел из мореходки, попал на срочную службу. Оказался в спецназе Черноморского флота и, уже набравшись ума-разума, через два года поступил в Высшее военно-морское училище имени Ленинского комсомола на факультет «баллистические ракеты». С 1978 года по 2002 год – в действующем подводном атомном флоте на должностях от командира группы БЧ-2 до первого заместителя командующего 1-й флотилией АПЛ.  Сейчас возглавляю Центральный государственный военно-морской полигон России. – Можно сказать, судьба сложилась удачно. Но, вероятно, было в службе нечто такое, о чем пришлось сожалеть? – Неужели намекаете: как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок?.. (Смеется.) В главном – не жалею ни о чем! Может, немного жаль, что не все задуманное удалось совершить. Пока, во всяком случае. Вот мечтал 25 «автономок» сделать, удалось – только 16. Но тут – причины объективные. С 1993 года корабли стали ходить в море реже. А ведь там – стихия моряка. И еще боевые службы, торпедные, ракетные стрельбыя По большому счету это и есть наша работа. – Говорят, в свое время вы стали самым первым на флоте командиром атомной субмарины в звании капитана 3 ранга. А ведь должность-то, по-флотски говоря, кап-разовская! – После училища сразу попал на так называемый плавающий экипаж, который часто бывал в море. В первом же боевом походе сдал зачеты на самостоятельное управление группой, получил зачет к несению ходовой вахты в качестве вахтенного офицера. Ну и всегда просил командира, чтобы ставил на вахту дублером вахтенного офицера на мостик. Не рвался, ноя стремился на командирский мостик. – А у сослуживцев не было зависти? Ведь кто-то и прослужил поболее, и в звании был повыше. – На боевом флоте зависти не бывает. Командир – такая должность, что не назавидуешься... Раз назначили – значит, заслужил. В Москве была такая ситуация: центральная квалификационная комиссия ВМФ обсуждала мою кандидатуру для назначения командиром АПЛ. Звучали голоса: давайте подождем, молод еще, вот через годик получит вторую звезду, тогда и назначим... Начальник комиссии доложил заместителю главкома ВМФ: так и так, офицер Федорин имеет девять боевых служб, прошел несколько «автономок» в должности старпома. А потом состоялся такой интересный диалог. Замглавкома спрашивает: «А вы когда на последней боевой службе были?» «В нынешнем году», – отвечаю. «А на предпоследней?» – «Тоже в этом году». – «Как же так получилось?» – «Да вот на соседнем корабле старпом заболел, пришлось пойти за него» – «Ну что ж, учитывая вашу «наплаванность», представление на командира будем подписывать. Служите!» Вот так «наплаванность» и определила мое назначение. Хотя сраннимкомандирством немало выходило курьезов. – Например? – Итак, назначают меня командиром «стратега» в звании капитана 3 ранга. Старший помощник – капитан 1 ранга, второй старпом – 2 ранга, замполит – тоже 2 ранга. Первый выход в море. Приходим в Полярный на доковый осмотр. Получаем по радио распоряжение: по прибытии корабля в Полярный командиру и старпому прибыть к командиру здешней бригады подводных лодок. Форма одежды – китель. Надеваю китель с погонами, на которых по одной звездочке, швартуемся к пирсу. Встречает корабль швартовная команда, которой руководит капитан 3 ранга. Естественно, схожу по трапу первый, наш вахтенный на борту командует: «Смирно!» А командир береговой швартовной партии мне и говорит: «Слышь, мужик, отойди в сторону, я сейчас командира встречать буду». И плечиком меня настырно так отодвигает. И скачет «через мой труп» докладывать старпому, капитану 1 ранга, который вслед за мной по трапу спускается. Докладывает, а старпом вежливо поправляет: мол, ошиблись, товарищ кап-три, вот он, командир, впереди, уже на пирсе. Тот упирается, не верит. С тех пор я всегда выходил в таких случаях на пирс только в подводницкой «эр-бэшке», на кармашке которой так и написано: «Командир». Чтобы вопросов не возникало. – Это на суше – смешно. А приходилось  попадать под водой в ситуации, когда кажется: ну все, уже не выбраться, «кранты»? – Случалось. Подводный атомоход на глубине 190 метров на скорости семь узлов ударился в айсберг. От удара субмарина потеряла ход, стала проваливаться на глубину. В числе прочего вот что спасло корабль в этой критической ситуации: матроса-рулевого сначала бросило вперед, а руки он держал на рукоятках управления горизонтальными рулями. Когда откинулся назад, невольно, чисто автоматически, потянул рукоятки, переложил рули на всплытие. Рядом сидел опытный офицер, он успел произвести аварийное продувание цистерн главного балласта. Хотя и считается, что на большой глубине такой маневр малоэффективен, тем не менее свою роль он сыграл: лодка начала всплывать. Это как раз та ситуация, когда люди действовали автоматически, времени на принятие других решений просто не было. Это была подлодка с тактическим номером К-279. Я там был помощником командира, как раз осматривал отсеки как вахтенный офицер, переходил из турбинного, восьмого, в реакторный, седьмой. Открыл переборочную дверь – и. Удар был настолько сильным, что люди, отдыхающие в каютах, попадали с коек. Между прочим, разбился весь запас судового вина. Что было, сами понимаете, для подводников весьма обидно. А я, как помощник командира, отвечающий за сохранность припасов, получил от командира втык за то, что моя служба снабжения плохо закрепила бутылки со столь необходимым в дальнем походе продуктом. С пробоиной в носовой части легкого корпуса мы проходили в северных морях еще два месяца. Потом действия экипажа командование флота признало полностью правильными, а в морской атлас были внесены рекомендации: в этих районах возможны встречи с айсбергами даже на глубине свыше 200 метров. – Вам пришлось оставить море и сойти на берег. Отличается ли служба в боевой подводницкой дивизии от службы на ракетном полигоне? – Да, на суше  – размеренность, выполнение всех мероприятий по распорядку дня, регламент. На «плавающих» кораблях, в дивизии, на флотилии такого не было, конечно. Рабочий день не нормирован, бывает, что во время подготовки экипажа к выходу в море рабочий день – это круглые сутки. Якорный, как говорят, режим.  И никто из офицеров и мичманов не спрашивает: а когда же домой? Но именно так и должен существовать боевой флот. По большому счету на нашем на первый взгляд «сухопутном» военно-морском полигоне служит немало бывших боевых подводников. Так что преждняя «закваска» сохраняется. Да и у меня после смены места службы вряд ли наметился крен в сторону спокойной жизни. – А кто у вас в тылу? – С женой Ольгой в октябре прошлого года отметили серебряную свадьбу. Познакомились, когда она еще школьницей была. Приглашают нас, курсантов военно-морского училища, провести уроки мужества в одной из ленинградских школ в канун 23 февраля. Прихожу в девятый класс, начинаю рассказывать про корабли, про моряков, флот. Смотрю – на меня очень внимательно глядит симпатичная девушка. Глаза ее по мере моего рассказа становятся все более внимательными, все более восхищенными. Я начинаю распаляться, все круче и круче рассказываю про море, про корабли. В конце концов вызвался ее проводить. Вот с тех пор и провожаю. Уже четверть века... Помню, был «эпизодик» в тот период, когда я еще в женихах ходил. Май, Ленинград, я – курсант второго курса. Снег едва сошел, а я ботинки нагуталинил, вот пыль и налипла. Подхожу к квартире своей невесты. Гляжу на ботинки – е-мое, из черных стали серыми. Перед будущей тещей неудобно: что подумает? Вытащил носовой платок – белый, жалко. Листья еще не распустились, чтобы хоть ими ботинки протереть. Что делать? Гляжу – возле дома болонка бегает, беленькая такая, симпатичная. Говорю: «Прости!» – и чищу этой самой болонкой свои ботинки. Зашел в квартиру, чай пьем. И вдруг лапой кто-то в дверь скребется. Будущая теща: «Ой, это наш Васька пришел». Вбегает та самая болонка – и на меня с рычанием. Теща: «Что это вас, товарищ курсант, так наша болоночка не любит? Ой, это какой же негодяй нашего Ваську так умуздыкал? Кошмар! Я ведь шампунем вчера помыла. Да я бы этому мерзавцу...» Через 15 лет я теще все-таки признался: этим негодяем был я. Она была женщиной с понятием, рассмеялась. Дочери 24 года, носит высокое звание мичмана Военно-морского флота. Служит в Санкт-Петербурге, в военно-морском училище имени Дзержинского (правда, так оно называлось раньше – сейчас это военно-морской инженерный институт). Сыну 14 лет, учится в лицее Северодвинска. Есть у него, кажется, стремление пойти по стопам отца. Компьютеры, программирование – это все для него. Новое поколение выбирает. Есть еще один зигзаг судьбы, связанный с Северодвинском, которому не устаю удивляться. Мы приехали сюда и вселились в дом, гдея родилась моя жена. Отец ее был начальником первой школы подготовки младших специалистов для электромеханических боевых частей в Северодвинском учебном отряде подводного плавания. В прошлом году, когда переехали из Заполярья в Северодвинск, получили эту квартиру. Тесть тогда удивился: «Как, в том самом доме? Подожди, да там ведь мы и жили, там Ольга родилась. А какой подъезд?» Оказалось, соседний. У них был второй этаж, а мы сейчас живем на четвертом. Вот такой жизненный виток. – А жизнь военного моряка за последнее время сильно изменилась? – Не решусь давать строгие оценки, скажу только так: пока остаются люди, способные нормально выводить в море корабли, отдавать этому все силы, флот будет жить. Иной раз поражался и восхищался нашими подводниками. Нет денег – и экипаж сбрасывается из личных средств на запчасти, на краску, чтобы корабль вышел в море. С собой инструменты носят, выполняют работу за наладчиков, осваивают новые специальности. Это могут делать только люди, которым небезразличны судьбы кораблей, флота. Извините за пафос. Но тут именно такой случай, когда без пафоса не обойтись. В последнее время отношение государства к проблемам флота нормальное, позитивное. Это ощущается не только по увеличению денежного содержания экипажей. Выделяются нормальные суммы на исследовательские, проектно-конструкторские работы, на содержание матчасти. Первые шаги к возрождению флота уже делаются. А крики о том, что флот развален, раздаются только от людей, очень далеких от флотской действительности. От тех, кто считает, что «хорошо море с берега, а корабль – на картинке». Флот на плаву и не собирается идти на дно. – Вы командуете Центральным военно-морским полигоном России. Чего бы командир пожелал своим подчиненным? – Чтобы наш полигон жил нормальной жизнью. У нас уникальные кадры, которые ни одно специализированное учебное заведение не готовит. Все специалисты, попадая на наш объект, уже имеют, кроме чисто житейского, опыт на боевом флоте. И пусть этот опыт будет всегда востребован. – А есть ли у контр-адмирала Федорина хобби, любимый напиток, еда, песня? – Хобби – плавание. Был чемпионом по подводному плаванию и ориентированию Черноморского флота. Любовь к плаванию осталась, наверное, со времен службы в спецназе ЧФ. Отпуск чаще всего семьей проводим на Черном море – либо в Хосте, либо в Геленджике, либо у старшего брата в Одессе. Любимая песня – та, где есть такие строки: «Нам скажут, не спорьте, а мы и не спорим...» – Да, там есть еще такое: «Но нам никогда не прожить без морей». – Экипаж мой очень любил эту песню... Из еды уважаю рыбу, так сказать, во всех ее проявлениях – жареную, в маринаде, сушеную и так далее. Из напитков – пиво. Из крепких я русский человек, поэтому, сами понимаете. Но, конечно, в разумных количествах.