"Причудливо все-таки складывается жизнь в российском обществе. Все-то в ней
смешивается. И все-то ровняется. Словно в «черном квадрате»
Варсонофьевского.И все, оказывается,
только для того, чтобы, став общим прахом, великодержавно смешать
персональный позор с общенациональной славой на самом престижном
столичном погосте..."
Такое впечатление, что в «мастерских» контингент «выкраивали» по одним и тем же «лекалам». Явный дефицит способностей, образования, движений ума и души. Зато потрясающее умение приспособиться к занятию, где ничего такого как раз и не нужно. А востребована гадкая
самолюбивая мстительность расправляться с теми, у кого это все есть. Да еще под могущественным укрытием «особого задания государственной важности». Ничем не ограниченное право обрывать чужую жизнь было для «стахановцев» по особым поручениям значительнее и слаще любых чинов. Иначе как, например, объяснить метаморфозу «мастера» Петра Яковлева? Малограмотный сормовский рабочий, он сначала выбился в личные кремлевские шоферы: на подменах возил и Ленина, и Сталина. Затем стал полковником, возглавил знаменитую спецавтобазу № 1 в Варсонофьевском, где вечерами грузовики отмывали от крови. Одно время даже стал депутатом Моссовета. А потом вдруг взял и перешел на должность рядового сотрудника комендатуры, где самозабвенно трудился вплоть до увольнения в отставку. Да, рядового! Но зато «по особым поручениям»! Заслуженных исполнителей мрачное хозяйство в Варсонофьевском переулке перевидало множество. Был ли среди этой публики свой «стахановец»? Оказывается, был. По «отчетным показателям» мы сегодня можем смело указать на абсолютный отрыв от коллег Петра Магго.
Именно его страна должна запомнить как «палача № 1 сталинской эпохи». Говорят, что на улице этого невзрачного, словно уже родившегося пожилым гражданина в круглых очечках можно было принять за кого угодно — бухгалтера, сельского врача, провинциального учителя. Но только не самого производительного палача в ОГПУ. Не знаю, сколько успокаивающих литров водки и освежающих ведер одеколона извела казна на товарища Магго за более чем 20-летний срок его чекистской службы. Но согласно сохранившимся в архивах актам с его подписью Петр Иванович Магго имел на своем личном палаческом счету более 10 000 расстрелянных — в среднем по 1000 убиенных в год. Карьерная линия этого лучшего в ОГПУ — НКВД латышского стрелка шла по дуге. Начало по шигалевскому варианту: обра-зование — два класса сельской школы; профессия — батрак. За-тем призыв в царскую армию и после 1917 года перескок в Красную. А уж оттуда — после краткого пребывания — сразу в карательный отряд ВЧК. Вот тут-то на почти ежедневных «конфискатах» да на массовых «отправках в распыл» и взошло его черное солнце. В его служебной характеристике запишут: «К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы». Потому и преуспел особо, хотя оказался в органах лишь в 40 лет. В 1919 году Магго — надзиратель той самой внутренней чекистской тюрьмы, что включала в себя зловещий «трюм» в особняке имени товарища Дзержинского. Проходит немного времени, и он уже всем этим заведует. А заодно — и остальными «домами ОГПУ» в переулке. Но наступает 1931 год. И Магго — по собственной воле и совершенно в духе Петра Яковлева — оставляет престижный командный пост ради работы исполнительской, «по особым поручениям». Большой знаток «особистской» темы Борис Сопельняк в своей книге «Смерть в рассрочку» описывает, как однажды, расстреляв десятка два приговоренных, Магго настолько вошел в раж, что принял за своего «клиента» стоящего рядом начальника особого отдела Попова. И заорал: «А ты чего тут стоишь? Раздевайся! Немедленно! Не то пристрелю на месте!» Перепуганный чин еле отбился от «серьезно относящегося к работе» палача. Патологические убийцы вроде Магго считались нормальными, крепкими профессионалами в системе. Но даже они должны были постоянно совершенствоваться. Не случайно же товарищ И. Берг — непосредственный начальник Магго — частенько находил в работе у подчиненного упущения и даже недостатки. Однажды, например, в письменном отчете лубянскому руководству Берг с возмущением указал, что под пистолетом Магго многие приговоренные умирают со словами: «Да здравствует Сталин!» Резолюция руководства на отчете совершенно однозначно подтверждала, что в системе погоня за количеством не должна была заслонять и качество. Она гласила: «Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя». ТОПОР ХОЗЯИНА ПЕРЕЖИВЕТ Сам вождь воспитательную работу вел беспрерывно. Не особенно при этом жалея даже благоговевших перед ним руководителей компетентных органов. Генерал-майора Блохина в этом плане можно считать счастливчиком: он благополучно дожил до постсталинских времен и только тогда как «дискредитировавший себя за время работы в органах» был лишен звания генерала и уволен из органов «по болезни». Обычно лубянские начальники его уровня до каких-либо серьезных заболеваний не доживали — слишком уж много чего знали. Поэтому со временем превращались в неприятную обузу для кремлевской верхушки. И тогда с ними поступали соответственно заведенному и описанному выше порядку — через «мастерскую» в топку Донского крематория в полном соответствии с изданным еще 20 января 1937 года секретным приказом Ежова не указывать в актах расстрела местонахождения захоронения. В итоге многолетней большевистской «выбраковки» непоколебимо достойными посмертной славы деятелями оказались лица лишь двух государственных категорий: хорошо известные каждому по портретам «вдохновители и организаторы всех наших побед» и... скромные комендантские стрелки из «черного квартала» в Варсонофьевском. Более того, масштабные душегубы и профессиональные палачи переживают все и всех с превеликим почетом. Не верите? Тогда посетите престижное Новодевичье кладбище. Здесь, в его старой части, буквально в двух шагах от могил Гоголя, Чехова, Маяковского, боевых генералов — защитников отечества, мирового уровня инженеров, ученых, деятелей культуры и искусства вы обнаружите ухоженные мемориалы «спецконтингента». Перед выходной аркой чуть сместитесь вдоль стены колумбария вправо (участок 62, секция 12 в старой части кладбища). И тогда сразу упретесь в голый, без обычно полагающегося портрета мраморный квад-рат, с которого на вас прицельно уставится лаконичная надпись: «Магго Петр Иванович (1879—1941)». Он здесь в тиши и почете лежит не один — в окружении многочисленных соратников по «мастерской»...
Такое впечатление, что в «мастерских» контингент «выкраивали» по одним и тем же «лекалам». Явный дефицит способностей, образования, движений ума и души. Зато потрясающее умение приспособиться к занятию, где ничего такого как раз и не нужно. А востребована гадкая самолюбивая мстительность расправляться с теми, у кого это все есть. Да еще под могущественным укрытием «особого задания государственной важности». Ничем не ограниченное право обрывать чужую жизнь было для «стахановцев» по особым поручениям значительнее и слаще любых чинов. Иначе как, например, объяснить метаморфозу «мастера» Петра Яковлева? Малограмотный сормовский рабочий, он сначала выбился в личные кремлевские шоферы: на подменах возил и Ленина, и Сталина. Затем стал полковником, возглавил знаменитую спецавтобазу № 1 в Варсонофьевском, где вечерами грузовики отмывали от крови. Одно время даже стал депутатом Моссовета. А потом вдруг взял и перешел на должность рядового сотрудника комендатуры, где самозабвенно трудился вплоть до увольнения в отставку. Да, рядового! Но зато «по особым поручениям»! Заслуженных исполнителей мрачное хозяйство в Варсонофьевском переулке перевидало множество. Был ли среди этой публики свой «стахановец»? Оказывается, был. По «отчетным показателям» мы сегодня можем смело указать на абсолютный отрыв от коллег Петра Магго.
Именно его страна должна запомнить как «палача № 1 сталинской эпохи». Говорят, что на улице этого невзрачного, словно уже родившегося пожилым гражданина в круглых очечках можно было принять за кого угодно — бухгалтера, сельского врача, провинциального учителя. Но только не самого производительного палача в ОГПУ. Не знаю, сколько успокаивающих литров водки и освежающих ведер одеколона извела казна на товарища Магго за более чем 20-летний срок его чекистской службы. Но согласно сохранившимся в архивах актам с его подписью Петр Иванович Магго имел на своем личном палаческом счету более 10 000 расстрелянных — в среднем по 1000 убиенных в год. Карьерная линия этого лучшего в ОГПУ — НКВД латышского стрелка шла по дуге. Начало по шигалевскому варианту: обра-зование — два класса сельской школы; профессия — батрак. За-тем призыв в царскую армию и после 1917 года перескок в Красную. А уж оттуда — после краткого пребывания — сразу в карательный отряд ВЧК. Вот тут-то на почти ежедневных «конфискатах» да на массовых «отправках в распыл» и взошло его черное солнце. В его служебной характеристике запишут: «К работе относится серьезно. По особому заданию провел много работы». Потому и преуспел особо, хотя оказался в органах лишь в 40 лет. В 1919 году Магго — надзиратель той самой внутренней чекистской тюрьмы, что включала в себя зловещий «трюм» в особняке имени товарища Дзержинского. Проходит немного времени, и он уже всем этим заведует. А заодно — и остальными «домами ОГПУ» в переулке. Но наступает 1931 год. И Магго — по собственной воле и совершенно в духе Петра Яковлева — оставляет престижный командный пост ради работы исполнительской, «по особым поручениям». Большой знаток «особистской» темы Борис Сопельняк в своей книге «Смерть в рассрочку» описывает, как однажды, расстреляв десятка два приговоренных, Магго настолько вошел в раж, что принял за своего «клиента» стоящего рядом начальника особого отдела Попова. И заорал: «А ты чего тут стоишь? Раздевайся! Немедленно! Не то пристрелю на месте!» Перепуганный чин еле отбился от «серьезно относящегося к работе» палача. Патологические убийцы вроде Магго считались нормальными, крепкими профессионалами в системе. Но даже они должны были постоянно совершенствоваться. Не случайно же товарищ И. Берг — непосредственный начальник Магго — частенько находил в работе у подчиненного упущения и даже недостатки. Однажды, например, в письменном отчете лубянскому руководству Берг с возмущением указал, что под пистолетом Магго многие приговоренные умирают со словами: «Да здравствует Сталин!» Резолюция руководства на отчете совершенно однозначно подтверждала, что в системе погоня за количеством не должна была заслонять и качество. Она гласила: «Надо проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя». ТОПОР ХОЗЯИНА ПЕРЕЖИВЕТ Сам вождь воспитательную работу вел беспрерывно. Не особенно при этом жалея даже благоговевших перед ним руководителей компетентных органов. Генерал-майора Блохина в этом плане можно считать счастливчиком: он благополучно дожил до постсталинских времен и только тогда как «дискредитировавший себя за время работы в органах» был лишен звания генерала и уволен из органов «по болезни». Обычно лубянские начальники его уровня до каких-либо серьезных заболеваний не доживали — слишком уж много чего знали. Поэтому со временем превращались в неприятную обузу для кремлевской верхушки. И тогда с ними поступали соответственно заведенному и описанному выше порядку — через «мастерскую» в топку Донского крематория в полном соответствии с изданным еще 20 января 1937 года секретным приказом Ежова не указывать в актах расстрела местонахождения захоронения. В итоге многолетней большевистской «выбраковки» непоколебимо достойными посмертной славы деятелями оказались лица лишь двух государственных категорий: хорошо известные каждому по портретам «вдохновители и организаторы всех наших побед» и... скромные комендантские стрелки из «черного квартала» в Варсонофьевском. Более того, масштабные душегубы и профессиональные палачи переживают все и всех с превеликим почетом. Не верите? Тогда посетите престижное Новодевичье кладбище. Здесь, в его старой части, буквально в двух шагах от могил Гоголя, Чехова, Маяковского, боевых генералов — защитников отечества, мирового уровня инженеров, ученых, деятелей культуры и искусства вы обнаружите ухоженные мемориалы «спецконтингента». Перед выходной аркой чуть сместитесь вдоль стены колумбария вправо (участок 62, секция 12 в старой части кладбища). И тогда сразу упретесь в голый, без обычно полагающегося портрета мраморный квад-рат, с которого на вас прицельно уставится лаконичная надпись: «Магго Петр Иванович (1879—1941)». Он здесь в тиши и почете лежит не один — в окружении многочисленных соратников по «мастерской»...