КОНТР-АДМИРАЛ НАУМОВ В.В. ВСПОМИНАЕТ...

Об экипаже апл К-27
Я, Наумов Владлен Васильевич, был назначен на 426-й экипаж (2-й экипаж К-27) весной 1963 года, после похода на Б-36 641-го проекта на Кубу в качестве командира БЧ-1
Когда мне предложили должность помощника командира АПЛ, я охотно согласился и только в Северодвинске узнал, что кадровик в г.Полярном меня обманул, также как и назначение командиром БЧ-3 Евгения Леонова. Помощником командира на 467-й экипаж уже служил Юрий Алеев. В это же время командиров БЧ-4 РТС на экипаж прибыл лейтенант Ветчинкин Игорь, начхимом лейтенант Донченко Вадим, командиром ЭНГ лейтенант Машков Валентин. Остальной экипаж был сформирован ранее. Командир Леонов Павел Федорович, старпом Иванов Владимир Васильевич, замполит Рощин Лев Васильевич, командир БЧ-5 Соколовский Владимир, командир 1-го дивизиона Иванов Алексей, 2-го дивизиона Саенко Борис, 3-го дивизиона Зорин, управленцы Пастухов Лев , Артеменков Владимир,
Прибыш, Черни, затем были Корбут Николай, Агафонов Геннадий,Тимонин Вадим и др. Врач Отдельнов Геннадий. Где-то в 1964 году ушел по болезни в Москву старпом Иванов В.В. и вместо него пришел Новицкий Геннадий Гелиодорович. На 1-м экипаже я запомнил командира Гуляева, И.И.старпома Умрихина Г.М, Окованцева Николая ,помощника Фытова, штурмана Милованова Валентина, командиром ЭНГ в БЧ-1 был Лесков Александр , вскоре перешедшего штурманом на стоящую в длительном ремонте К-11. Коман дир БЧ-4- Гужеленко, командир БЧ-5 Нагорских, 1–го дивизиона Шпаков, 3-го Колтон Илья, начхим Иванов. Впрочем, до осени 1966 года люди постоянно перемещались в основном из 2-го экипажа в 1-й. Так ушли и на 1-й экипаж Леонов П.Ф. БЧ-3 Леонов Евгений, начхим Донченко, вместо Леонова П.Ф., к нам назначили командиров Окованцева Николая Дмитриевича, а после его поступления в академию командиром 426-го экипажа стал Новицкий Геннадий Гелиодорович (но это было уже вскоре после моего ухода)…»
Об аварии 24 мая 1968 года

Указание выяснить «не мудрит ли там Пульт» (видимо Пульт у Курс-1) вполне
понятно. Прибор новый, не изучен достаточно, мог выйти их строя и зашкалить. И, несмотря на сомнения всплытие для вентиляции очень правильно, но совершенно непонятно, почему саму вентиляцию начали в 14:00 (почти через 2 часа) в то время как 22 и 23 мая ее начинали самое большее через 30 минут..Когда пошел доклад о «фокусах» с установкой командир мог уже понять, что
дело серьезное и высокая радиоактивность в 4- м имеет место на самом деле, а не ошибка приборов. Безусловно, надо было объявлять сигнал РО по кораблю:
- прекратить переходы между отсеками, исключилась бы раздачи обеда и разнос активности по кораблю;
- не производилась бы приборка, требующая физической активности и повышающая газообмен активного газа в печени, а следственно и облучение людей;
- Заставили бы встать с лежака Виктора Воеводу, отдыхавшего в метре от левого реактора спиной к нему;
- Организация аварийных партий позволила бы для обслуживания установки запускать в 4-й отсек только по очереди по 1-му спецтрюмному или офицеру для руководства работами в 4-м отсеке силами аварийных партий, в которых людей можно было бы постоянно менять, используя каждого не более одного раза;
- Разобравшись в фактической обстановке по активности можно было максимально возможно удалить людей от 4-го отсека.

Совершенно непонятно решение «Цистамин выдать только спецтрюмным». Что за дурацкая экономия?
Вентиляция 4-го отсека, а затем и остальные продуванием ВВД, правильная мера, хотя и запоздалая, говорит о том, что к этому моменту командир убедился, что дела плохи.
Доклад на берег с моря конечно для К-27 в море ничем бы не помог, а только привел бы к запросам с берега, но дал бы возможность лучше подготовиться радиационным к медицинским службам на берегу и принять энергичные меры по началу дезактивации, санобработки и лечению личного состава К-27.
Ссылки во всех документах на то, что начальник сл. «Х» командир дивизиона движения и командир БЧ-5 не могли внятно объяснить причины и характер аварии справедливы. Но разве мы на сегодня знаем истиную причину аварии? Ее что обьяснили те,кто создавал эти реакторы?
Единственно в чем я могу подозревать Павла Федоровича, так это в стремлении избежать излишней нервозности и «панических» настроений среди личного состава. К сожалению, это желание нередко приводило к гибели людей. Лично я, когда меня поднимали в море по аварийной тревоге из-за запаха изоляции (пускатель в лампочках дневного света) был готов 100 раз в любое время суток за время похода напрасно прибежать в ЦП, чем 1 раз не сделать этого тогда, когда это действительно было бы нужно так думал весь экипаж.
Кстати, за всю мою службу у меня не погиб ни один подчиненный и не было ни одного, сколько либо серьезного возгорания, не говоря уже о поступлениях воды.
По-моему, хвастаюсь уже не первый раз, но не могу отказать себе в этом удовольствии, т.к. считаю это главным достижением моей службы…

С ув. Наумов В.»